Неточные совпадения
— Я, что же я?.. — удивлялся Прокопий. —
Мое дело самое маленькое
в дому: пока держит Родион Потапыч, и спасибо. Ты — сын, Яков Родионыч: тебе много поближее… Конечно, не всякий подступится к Родиону Потапычу, ежели он
в сердцах…
— Бывал он и у нас
в казарме… Придет, поглядит и молвит: «Ну, крестницы
мои, какое мне от вас уважение следует? Почитайте своего крестного…» Крестным себя звал. Бабенки улещали его и за себя, и за мужиков, когда к наказанию он выезжал
в Балчуги. Страшно было на него смотреть на пьяного-то…
— Не девушкой я за тебя выходила замуж… — шептали побелевшие губы. — Нет
моей в том вины, а забыть не могла. Чем ты ко мне ласковее, тем мне страшнее. Молчу, а у самой сердце кровью обливается.
— Связала я тебя, Ермолай Семеныч, — говорила она мужу о себе, как говорят о покойниках. —
В самый бы тебе раз жениться на зыковской Фене… Девка — чистяк. Ох, нейдет
моя смертынька…
— Будешь меня благодарить, Ермолай Семеныч! — кричал он. — А твоя красная бумага на помин
моей души пойдет… У волка
в зубе — Егорий дал.
— Ох, горе ты
мое, Окся! — стонала Татьяна. — Другие-то девки вот замуж повыскакали, а ты так
в девках и зачичеревеешь… Кому тебя нужно, несообразную!
— А мы его найдем, самородок-то, — кричал Мыльников, — да к Ястребову… Ха-ха!.. Ловко… Комар носу не подточит. Так я говорю, Петр Васильич? Родимый
мой… Ведь мы-то с тобой еще
в свойстве состоим по бабушкам.
— Нет, дашь… — так же коротко ответил Кишкин и ухмыльнулся. —
В некоторое время еще могу пригодиться. Не пошел бы я к тебе, кабы не
моя сила. Давно бы мне так-то догадаться…
— Ах, какой же ты, братец
мой, непонятный! Ну, тут тебе и есть Миляев мыс, потому как Мутяшка упала
в Меледу под самой Каленой горой.
— Все я знаю, други
мои милые, — заговорил Ястребов, хлопая Петра Васильича по плечу. — Бабьи бредни и запуки, а вы и верите… Я еще пораньше про свинью-то слышал, посмеялся — только и всего. Не положил — не ищи… А у тебя, Петр Васильич, свинья-то золотая дома будет, ежели с умом… Напрасно ты ввязался
в эту свою конпанию: ничего не выйдет, окромя того, что время убьете да прохарчитесь…
— Было бы что скупать, — отъедается Ястребов, который
в карман за словом не лазил. — Вашего-то золота кот наплакал… А вот
мое золото будет оглядываться на вас. Тот же Кишкин скупать будет от
моих старателей… Так ведь, Андрон Евстратыч? Ты ведь еще при казне набил руку…
— Одинова, это точно, согрешил… — каялся Мыльников. — Силком затащили робята. Сидим это, братец ты
мой, мы
в кабаке, напримерно, и вдруг трах! следователь… Трах! сейчас народ сбивать на земскую квартиру, и меня
в первую голову зацепили, как, значит, я обозначен у него
в гумаге. И следователь не простой, а важный — так и называется: важный следователь.
— Это что же, по твоей, видно, жалобе? — уныло спросил Петр Васильич, почесывая
в затылке. — Вот так крендель, братец ты
мой… Ловко!
— А где
моя Окся? — спрашивал Мыльников
в заключение.
— Ваше высокоблагородие, ничего я
в этих делах не знаю… — заговорил Родион Потапыч и даже ударил себя
в грудь. — По злобе обнесен вот этим самым Кишкиным…
Мое дело маленькое, ваше высокоблагородие. Всю жисть
в лесу прожил на промыслах, а что они там
в конторе делали — я не известен. Да и давно это было… Ежели бы и знал, так запамятовал.
— Степан Романыч, напредки милости просим!.. — бормотал он, цепляясь за кучерское сиденье. — На Дерниху поедешь, так
в другой раз чайку напиться… молочка… Я, значит, здешней хозяин, а Феня
моя сестра. Мы завсегда…
—
В лесу починивать?.. Ну будет, не валяй дурака… А ты купи маленькие вески, есть такие,
в футляре. Нельзя же с безменом ходить по промыслам. Как раз влопаешься. Вот все вы такие, мужланы: на комара с обухом. Три рубля на вески пожалел, а головы не жаль… Да смотри,
моего золота не шевели: порошину тронешь — башка прочь.
— Не видали ли, братцы,
мою кобылу? — спрашивал он. — Правое ухо порото, левое пнем… Вот третьи сутки
в лесу брожу.
У Ястребова есть заявка на Мутяшке, верстах
в десяти от
моего прииска…
— Только уговор дороже денег, Андрон Евстратыч: увези меня с собой
в лес, а то все равно руки на себя наложу. Феня
моя, Феня… родная… голубка…
— Рассуди нас, Степан Романыч, — спокойно заявил старик. — Уж на что лют был покойничек Иван Герасимыч Оников, живых людей
в гроб вгонял, а и тот не смел такие слова выражать… Неужто теперь хуже каторжного положенья? Да и дело
мое правое, Степан Романыч… Уж я поблажки, кажется, не даю рабочим, а только зачем дразнить их напрасно.
— А так, голубь
мой сизокрылый… Не чужие, слава богу, сочтемся, — бессовестно ответил Мыльников, лукаво подмигивая. — Сестрице Марье Родивоновне поклончик скажи от меня… Я, брат, свою родню вот как соблюдаю. Приди ко мне на жилку сейчас сам Карачунский: милости просим — хошь к вороту вставай, хошь на отпорку. А
в дудку не пущу, потому как не желаю обидеть Оксю. Вот каков есть человек Тарас Мыльников… А сестрицу Марью Родивоновну уважаю на особицу за ее развертной карахтер.
— Оксю потерял, Родион Потапыч… Была
в дудке, а тут как сквозь землю провалилась. Работнички-то
мои проспали.
— Не бойся, не трону, — ответил Кожин, выпрямляясь
в седле. — Степан Романыч, а я с Фотьянки… Ездил к подлецу Кишкину: на
мои деньги открыл россыпь, а теперь и знать не хочет. Это как же?..
— Господин следователь, вам небезызвестно, что и
в казенном доме, и
в частном есть масса таких формальностей, какие существуют только на бумаге, — это известно каждому. Я сделал не хуже не лучше, чем все другие, как те же
мои предшественники… Чтобы проверить весь инвентарь такого сложного дела, как громадные промысла, потребовались бы целые годы, и затем…
— А Ганька на что? Он грамотный и все разнесет по книгам… Мне уж надоело на Ястребова работать: он на
моей шкуре выезжает. Будет, насосался… А Кишкин задарма отдает сейчас Сиротку, потому как она ему совсем не к рукам. Понял?.. Лучше всего
в аренду взять. Платить ему двухгривенный с золотника. На оборот денег добудем, и все как по маслу пойдет. Уж я вот как теперь все это дело знаю: наскрозь его прошел. Вся Кедровская дача у меня как на ладонке…
Скоро все дело разъяснилось. Петр Васильич набрал у старателей
в кредит золота фунтов восемь да прибавил своего около двух фунтов и хотел продать его за настоящую цену помимо Ястребова. Он давно задумал эту операцию, которая дала бы ему прибыли около двух тысяч. Но
в городе все скупщики отказались покупать у него все золото, потому что не хотели ссориться с Ястребовым: у них рука руку
мыла. Тогда Петр Васильич сунулся к Ермошке.
«Умираю, потому что, во-первых, нужно же когда-нибудь умереть, а во-вторых,
мой номер вышел
в тираж…
— Не отдаст он тебе, жила собачья. Вот попомни
мое слово… Как он меня срамил-то восетта, мамынька: «Ты, — грит, — с уздой-то за чужим золотом не ходи…» Ведь это что же такое? Ястребов вон сидит
в остроге, так и меня
в пристяжки к нему запречь можно эк-то.
— Не твоя печаль… Ты сходи к Ястребову
в острог да и спроси про свои-то капиталы, а о
моих деньгах и собаки не лают.
Я опять
в сенки, а баушка на
моих глазах
в заднюю избу бросилась прямо
в огонь.
— Дедушка, голубчик, тошно мне, а силы своей не хватает… Отвези ты меня к следователю
в город.
Мое дело…
Неточные совпадения
Добчинский. При мне-с не имеется, потому что деньги
мои, если изволите знать, положены
в приказ общественного призрения.
Анна Андреевна. Что тут пишет он мне
в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что состояние
мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже
мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек
в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий (
в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду
в деньгах или
в чем другом, то я готов служить сию минуту.
Моя обязанность помогать проезжающим.
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь
мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж,
в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа
моя жаждет просвещения.