Неточные совпадения
Ее красивая черноволосая головка, улыбавшаяся даже во сне, всегда
была набита самыми земными
мыслями, что особенно огорчало Татьяну Власьевну, тяготевшую своими помыслами к небу.
Да, много
было прожито и пережито, и суровая старуха, сгибаясь под ношей, тащила за собой воспоминания, как преступник, который с мучительным чувством сосущей тоски вспоминает мельчайшие подробности сделанного преступления и в сотый раз терзает себя
мыслью, что
было бы, если бы он не сделал так-то и так-то.
Все это
были немые свидетели долгой-долгой жизни, свидетели, которые не могли обличить словом, но по ним, как по отдельным ступенькам лестницы, неугомонная
мысль переходила через длинный ряд пережитых годов.
— А я
буду молиться за тебя Богу, — уже спокойно ответила Татьяна Власьевна, точно она замерла на одной
мысли.
В это время ей всего
было еще тридцать лет, и она, как одна из первых красавиц, могла выйти замуж во второй раз; но
мысли Татьяны Власьевны тяготели к другому идеалу — ей хотелось искупить грех юности настоящим подвигом, а прежде всего поднять детей на ноги.
Вот те
мысли, которые мучительно повертывались клубком в голове Татьяны Власьевны, когда она семидесятилетней старухой таскала кирпичи на строившуюся церковь. Этот подвиг
был только приготовлением к более трудному делу, о котором Татьяна Власьевна думала в течение последних сорока лет, это — путешествие в Иерусалим и по другим святым местам. Теперь задерживала одна Нюша, которая, того гляди, выскочит замуж, — благо и женишок
есть на примете.
В ее старой, крепкой душе боролись самые противоположные чувства и
мысли, которые утомляли ее больше, чем ночная работа с кирпичами, потому что от них не
было блаженного отдыха, не
было того покоя, какой она испытывала после ночного подвига.
Мысли и заботы обыденной жизни, а особенно хлопоты с приисковой работой как-то странно
были переплетены в голове Маркушки с твердой уверенностью, что он уж больше не жилец.
Даже от этих самых
мыслей совсем
было уже решился, да еще Господь спас…
Но этот страх пред ревизором
был каплей, которая тонула в море других ощущений,
мыслей и чувств.
Она уже не
была прежней богомолкой и спасенной душой, а вся преисполнилась земными
мыслями, которые теперь начинали давить ее мертвым гнетом.
— Это
будет настоящий христианский подвиг, Татьяна Власьевна, — проговорил он, собираясь с
мыслями. — Видите, только вы сказали еще одно слово, а дух разделения уже оставил Гордея Евстратыча.
Благодаря неутомимым хлопотам о. Крискента Гордей Евстратыч
был наконец выбран церковным старостой. Когда Савины и Колобовы узнали об этом, они наотрез отказались ходить в единоверческую церковь и старались также смутить и Пазухиных. Такие проявления человеческой злобы сильно смущали о. Крискента, но он утешал себя
мыслью, что поступал совершенно справедливо, радея не для себя, а для церковного благолепия.
В ее голове все
мысли путались, как спущенные с клубка нитки; бессонные ночи и слезы привели ее в такое состояние, что она готова
была согласиться на все, только оставили бы ее в покое.
Налитые золотом веки не поднимались; даже
мысли в голове
были золотые и шевелились в мозгу золотыми цепочками, кольцами, браслетами и серьгами — все это звенело и переливалось, как живая чешуя.
Только двое в этой толпе оставались безучастными и неподвижными, точно они застыли на какой-то одной
мысли, — это
были Нил Поликарпыч и Татьяна Власьевна.
Первой
мыслью старухи
было то, что это непременно забрался к ним Володька Пятов, которого она видела третьего дня.
Эти
мысли и планы
были нарушены приездом в Белоглинский завод плешивого старичка, который оказался адвокатом Масловым.
Голова Зотушки
была устроена совершенно особенно: его
мысль вечно пробиралась какими-то закоулками и задворками и все-таки приходила к своей цели.
Брат лег и ― спал или не спал ― но, как больной, ворочался, кашлял и, когда не мог откашляться, что-то ворчал. Иногда, когда он тяжело вздыхал, он говорил: «Ах, Боже мой» Иногда, когда мокрота душила его, он с досадой выговаривал: «А! чорт!» Левин долго не спал, слушая его. Мысли Левина были самые разнообразные, но конец всех
мыслей был один: смерть.
И что ж? Глаза его читали, // Но
мысли были далеко; // Мечты, желания, печали // Теснились в душу глубоко. // Он меж печатными строками // Читал духовными глазами // Другие строки. В них-то он // Был совершенно углублен. // То были тайные преданья // Сердечной, темной старины, // Ни с чем не связанные сны, // Угрозы, толки, предсказанья, // Иль длинной сказки вздор живой, // Иль письма девы молодой.
Неточные совпадения
Сначала он принял
было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и в гостинице все нехорошо, и к нему не поедет, и что он не хочет сидеть за него в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил
мысли, и, слава богу, все пошло хорошо.
Лука Лукич. Что ж мне, право, с ним делать? Я уж несколько раз ему говорил. Вот еще на днях, когда зашел
было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее сделал от доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные
мысли внушаются юношеству.
Хлестаков. Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем, много
есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в
мыслях. Все это, что
было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.
Григорий шел задумчиво // Сперва большой дорогою // (Старинная: с высокими // Курчавыми березами, // Прямая, как стрела). // Ему то
было весело, // То грустно. Возбужденная // Вахлацкою пирушкою, // В нем сильно
мысль работала // И в песне излилась:
В минуты, когда
мысль их обращается на их состояние, какому аду должно
быть в душах и мужа и жены!