Неточные совпадения
Она была очень некрасива в настоящую минуту: желтое, сморщенное лицо,
с мешками под
глазами, неприятно выкаченные серые
глаза, взбитые клочьями остатки белокурых волос
на голове и брюзглая полнота, которая портила ей шею, плечи и талию.
Прошло мучительных десять минут, а Родион Антоныч все не приходил. Раиса Павловна лежала в своем кресле
с полузакрытыми
глазами, в сотый раз перебирая несколько фраз, которые лезли ей в голову: «Генерал Блинов честный человек…
С ним едет одна особа, которая пользуется безграничным влиянием
на генерала; она, кажется, настроена против вас, а в особенности против Сахарова. Осторожность и осторожность…»
Девочка отмалчивалась в счастливом случае или убегала от своей мучительницы со слезами
на глазах. Именно эти слезы и нужны были Раисе Павловне: они точно успокаивали в ней того беса, который мучил ее. Каждая ленточка, каждый бантик, каждое грязное пятно, не говоря уже о мужском костюме Луши, — все это доставляло Раисе Павловне обильный материал для самых тонких насмешек и сарказмов. Прозоров часто бывал свидетелем этой травли и относился к ней
с своей обычной пассивностью.
Злые языки в m-r Половинкине видели просто фаворита Раисы Павловны, которой нравилось его румяное лицо
с глупыми черными
глазами, но мы такую догадку оставим
на их совести, потому что
на завтраках в господском доме всегда фигурировал какой-нибудь молодой человек в роли parvenu.
На подъезд растерянно выскочил без фуражки швейцар Григорий и, вытянувшись по-солдатски, не сводил
глаз с молодого человека в соломенной шляпе. Слышался смешанный говор
с польским акцентом. Давно небритый седой старик,
с крючковатым польским носом, пообещал кому-то тысячу «дьяблов». К галдевшей кучке, запыхавшись, подбегал трусцой Родион Антоныч, вытирая
на ходу батистовым платком свое жирное красное лицо.
— О, это все равно… —
с улыбкой проговорил молодой человек, глядя
на кисло сморщившуюся физиономию Родиона Антоныча своими ясными, голубыми, славянскими
глазами. — Мне крошечную комнатку — и только.
Дормез остановился перед церковью, и к нему торопливо подбежал молодцеватый становой
с несколькими казаками, в пылу усердия делая под козырек.
С заднего сиденья нерешительно поднялся полный, среднего роста молодой человек, в пестром шотландском костюме.
На вид ему было лет тридцать; большие серые
глаза,
с полузакрытыми веками, смотрели усталым, неподвижным взглядом. Его правильное лицо
с орлиным носом и белокурыми кудрявыми волосами много теряло от какой-то обрюзгшей полноты.
Луша смотрела
на двигавшуюся по улице процессию
с потемневшими
глазами;
на нее напало какое-то оцепенелое состояние, так что она не могла двинуть ни рукой, ни ногой.
«Галки» окружили Раису Павловну, как умирающую. Аннинька натирала ей виски одеколоном, m-lle Эмма в одной руке держала стакан
с водой, а другой тыкала ей прямо в нос каким-то флаконом. У Родиона Антоныча захолонуло
на душе от этой сцены; схватившись за голову, он выбежал из комнаты и рысцой отправился отыскивать Прейна и Платона Васильевича, чтобы в точности передать им последний завет Раисы Павловны, которая теперь в его
глазах являлась чем-то вроде разбитой фарфоровой чашки.
Это был седой приличный субъект,
с слезившимися голыми
глазами старого развратника и плотоядной улыбкой
на сморщенных, точно выжатых губах; везде, где только можно, у него блестело массивное золото без пробы и фальшивая бриллиантовая булавка в галстуке.
В каком-то невозможном голубом платье,
с огненными и оранжевыми бантами, она походила
на аляповатую детскую игрушку, которой только для проформы проковыряли иголкой
глаза и рот, а руки и все остальное набили паклей.
Летучий сидел уже
с осовелыми, слипавшимися
глазами и смотрел кругом
с философским спокойствием, потому что его роль была за обеденным столом, а не за кофе. «Почти молодые» приличные люди сделали серьезные лица и упорно смотрели прямо в рот генералу и, по-видимому, вполне разделяли его взгляды
на причины упадка русского горного дела.
Они все время лезли из кожи, чтобы выказать свое внимание к русскому горному делу: таращили
глаза на машины, ощупывали руками колеса, лазили
с опасностью жизни везде, где только может пролезть человек, и даже нюхали ворвань, которой были смазаны машины.
Бал вызвал
на сцену, кроме уж известных нам дам и девиц, целую плеяду женских имен: m-me Вершинина, тонкая и чахоточная дама, пропитанная бонтонностью; m-me Сарматова
с двумя дочерьми, очень бойкая особа из отряда полковых дам; m-me Буйко, ленивая и хитрая хохлушка, блиставшая необыкновенной полнотой плеч и черными
глазами...
Евгений Константиныч пригласил Лушу
на первую кадриль и, поставив стул, поместился около голубого диванчика. Сотни любопытных
глаз следили за этой маленькой сценой, и в сотне женских сердец закипала та зависть, которая не знает пощады. Мимо прошла m-me Майзель под руку
с Летучим, потом величественно проплыла m-me Дымцевич в своем варшавском платье. Дамы окидывали Лушу полупрезрительным взглядом и отпускали относительно Раисы Павловны те специальные фразы, которые жалят, как укол отравленной стрелы.
Лаптев
с ленивой улыбкой посмотрел
на подходившего Яшу Кормилицына и долго провожал Лушу
глазами, пока она не скрылась в толпе, опираясь
на руку своего кавалера.
Он издали раскланялся
с Раисой Павловной и молча указал
глазами на Лаптева, который отыскивал Лушу.
Прозоров взглянул
на Сарматова какими-то мутными осоловелыми
глазами и даже открыл искривившийся рот, чтобы что-то ответить, но в это время благодетельная рука Родиона Антоныча увлекла его к столику, где уже стоял графин
с водкой. Искушение было слишком сильно, и Прозоров, махнув рукой в сторону Сарматова, поместился за столом, рядом
с Иудой.
Ужин прошел весело. Сарматов и Летучий наперерыв рассказывали самые смешные истории. Евгений Константиныч улыбался и сам рассказал два анекдота; он не спускал
глаз с Луши, которая несколько раз загоралась горячим румянцем под этим пристальным взглядом. M-r Чарльз прислуживал дамам
с неизмеримым достоинством, как умеют служить только слуги хорошей английской школы. Перед дамами стояли
на столе свежие букеты.
С артистами он обращался, как
с преступниками, но претензий
на директора театра не полагалось, потому что народ был все подневольный, больше из мелких служащих, а женский персонал готов был перенести даже побои, чтобы только быть отмеченным из среды других женщин в
глазах всесильного набоба.
Свежее лицо
с завидным румянцем и ласковыми серыми
глазами манило своей девичьей красой; тяжелая русая коса и точно вылепленные из алебастра плечи могли нагнать тоску
на любого молодца, конечно, не из разряда «почти молодых людей», предпочитающих немного тронувшийся товар.
В кабинете наступила тяжелая пауза. Даже Прейн не знал, что за фантазия явилась в голове владыки и украдкой недоверчиво посмотрел
на его бесстрастное лицо
с полузакрытыми
глазами.
— Со мной был точно такой же случай, Евгений Константиныч, — заговорил Сарматов, угадавший теперь, зачем набоб оставил их. — У меня была невеста, Евгений Константиныч… Совершенно прозрачное существо и притом лунатик. Раз я сделал донос
на одного товарища, и она меня прогнала
с глаз долой.
Но все эти логические построения разлетались прахом, когда перед
глазами Лаптева, как сон, вставала стройная гордая девушка
с типичным лицом и тем неуловимым шиком, какой вкладывает в своих избранников одна тароватая
на выдумки природа.
Последние слова Раиса Павловна произнесла
с опущенными
глазами и легкой краской
на лице: она боялась выдать себя, стыдилась, что в этом ребенке видит свою соперницу. Она любила Лушу, и ей тяжело было бы перенести слишком тесное сближение ее
с Прейном,
с которым, собственно, все счеты были давно кончены… но, увы! — любовь в сердце женщины никогда не умирает, особенно старая любовь.
На маленькой площадке были поставлены две широкие избы,
С площадки, кроме лесу и скал, ничего нельзя было рассмотреть; но стоило подняться
на шихан, всего каких-нибудь десять сажен, и пред
глазами открывалась широкая горная панорама, верст
с сотню в поперечнике.
В числе охотников был и Родион Антоныч, тоже облекшийся в охотничью куртку и высокие сапоги; выбрав местечко
на глазах набоба, он почтительно сидел
на траве, не спуская
глаз с своего владыки, как вымуштрованный охотничий пес.
Родиона Антоныча насильно уложили рядом
с Лаптевым и заставили зацепить ногой барскую ногу. Бедный Ришелье только сотворил про себя молитву и даже закрыл
глаза со страху. Лаптев был сильнее в ногах Прейна, но как ни старался и ни надувался, — в конце концов оказался побежденным, хотя Родион Антоныч и не поставил его
на голову.
Прошел еще час, пока Евгений Константиныч при помощи Чарльза пришел в надлежащий порядок и показался из своей избушки в охотничьей куртке, в серой шляпе
с ястребиным пером и в лакированных ботфортах. Генерал поздоровался
с ним очень сухо и только показал
глазами на стоявшее высоко солнце; Майзель тоже морщился и передергивал плечами, как человек, привыкший больше говорить и даже думать одними жестами.
Подняв плечи, Луша вызывающе посмотрела
на набоба злыми
глазами. Эта смелость испугала Раису Павловну, но набоб только улыбнулся и
с ленивой улыбкой, играя своим стеклышком, проговорил...
Раиса Павловна
с материнской нежностью следила за всеми перипетиями развертывавшейся
на ее
глазах истории и совершенно незаметно оставила молодых людей одних, предоставляя руководить ими лучшего из учителей — природу. Когда платье Раисы Павловны, цвета античной бронзы, скрылось в дверях, набоб, откинув нетерпеливо свои белокурые волнистые волосы назад, придвинул свой стул ближе к дивану и проговорил...
Поклонившись в ответ
на комплимент набоба, Тетюев
с напускной развязностью занял стул около письменного стола; Прейн, закурив сигару, следил за этой сценой своими бесцветными
глазами и думал о том, как ему утишить ненависть Луши к Раисе Павловне.
Этот ответ исказил добродушно-сосредоточенное лицо Прасковьи Семеновны;
глаза у ней сверкнули чисто сумасшедшим гневом, и она обрушилась
на директора театра целым градом упреков и ругательств, а потом бросилась
на него прямо
с кулаками. Ее схватили и пытались успокоить, но все было напрасно: Прасковья Семеновна отбивалась и долго оглашала театр своим криком, пока пароксизм бешенства не разрешился слезами.
Раиса Павловна
на мгновение остановилась и закрыла даже
глаза, точно собираясь
с силами произнести роковое слово.
Луша молчала; ей тоже хотелось протянуть руку Раисе Павловне, но от этого движения ее удерживала какая-то непреодолимая сила, точно ей приходилось коснуться холодной гадины. А Раиса Павловна все стояла посредине комнаты и ждала ответа. Потом вдруг, точно ужаленная, выбежала в переднюю, чтобы скрыть хлынувшие из
глаз слезы. Луша быстро поднялась
с дивана и сделала несколько шагов, чтобы вернуть Раису Павловну и хоть пожать ей руку
на прощанье, но ее опять удержала прежняя сила.