Амплитуда волшебства

Светлана Гусева

Отправляясь на практику в Санкт-Петербургский НИИ, Яна и не предполагала, сколько всего произойдёт за эти три недели. Вместо привычной работы над курсовой студентке-отличнице придётся разгадать не одну тайну, решить судьбу секретной разработки и… встретить первую любовь – яркую и головокружительную, но при этом такую хрупкую и ускользающую. Загадок становится всё больше и больше, и Яне остаётся надеяться только на чудо.Как сделать правильный выбор, если не знаешь, кому доверять?

© Светлана Гусева, 2019

ISBN 978-5-0050-1981-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. ЯНА

Радость по поводу практики оказалась преждевременной. Даже памятник Кирову перед Институтом указывал в противоположную сторону — мол, «валите отсюда подальше, нечего нашей комсомольской молодежи делать в таком месте». Яна метеором пронеслась через площадь, как нарочно, попадая в лужи одной и той же ногой. Но зато она ворвалась в тяжелые деревянные двери ровно без четверти восемь вечера, проклиная того, кто вздумал назначить организационный сбор на такое время.

Вахтерша окинула ее сонным взглядом, встрепенулась и бросилась звонить по внутреннему телефону. Яна переминалась с ноги на ногу, поглядывая на большие электронные часы — формально она пришла раньше назначенного срока, но поди знай, сколько придется искать нужный кабинет в лабиринте этого совсем не шедевра конструктивизма.

— Проходите, под лестницей налево актовый зал, — раздался крик у нее над ухом.

Микрофон у вахтерши был выкручен строго на максимум.

— И никуда больше! У нас тут пропускной режим!

— Спасибо, спасибо, не больно-то и хотелось, — пробурчала Яна, толкая тяжелую вертушку.

Она свернула в указанном месте, но актовый зал оказался заперт. Небольшая рекреация перед ним тонула в полумраке — добрая половина ламп не работала, а в остальных едва теплилась жизнь, периодически вздрагивая отвратительным фиолетовым мерцанием. Ничего удивительного, что в науке они давно и безбожно отстали от Америки и Европы. Яна швырнула рюкзак на подоконник и прислонилась к теплой облупившейся батарее. В Петербурге апрель за весну не считали, а редкие солнечные дни могли обмануть только туристов.

За пару минут до восьми ввалилась целая толпа; Яна кивнула паре одногруппников, проигнорировав остальных. За три с половиной курса она не запомнила и половины своего потока, а имен тех, кого знала в лицо, все равно не выучила. Главное — не запутаться, с кем придется работать над курсовиком эти три недели.

— На практику, значит? — по рекреации прокатился насмешливый бас. — Вилькоммен, либе партайгеноссен, как учили нас приветствовать немецких студентов.

Из темноты коридора вывалился облысевший человек-колобок в помятом сером костюме. Студенты растерянно переглянулись, кто-то хихикнул. Яна скривилась, в последний момент отвернувшись к окну. Из-за угла появился еще один студент — на этот раз совершенно ей незнакомый.

— Итак, вы находитесь в Институте, который был создан в разгар тяжелого, но очень интересного времени в истории нашей страны — в середине тридцатых годов прошлого века. Тогда, вы знаете, многие люди страдали, но это было время прорыва в науке и технике, когда техническое отставание СССР от Запада сокращалось семимильными шагами, хоть и было невероятно огромным.

Тут человек-колобок заметил, какими глазами-блюдцами на него смотрят и запнулся, но быстро вышел из положения.

— Прошу прощения, не представился. Эдуард Иванович Киселев, главный инженер. Я же формально являюсь руководителем вашей практики, с любыми вопросами можете обращаться ко мне. Если застанете в кабинете, — он хихикнул.

Киселев вытащил из кармана сложенный вчетверо листок бумаги и скотч.

— Я здесь оставлю список — кто в какой отдел распределен. Только не бегайте за мной с просьбой все переделать. Я знаю — подружки-врагушки, но у меня, честное слово, голова другим занята. Просто по алфавиту раскидал, не обессудьте. Три недели можно и потерпеть. Вот фамилии, вот отделы, в третьей графе номер комнаты. Спросите у Лизаветы Санны на вахте в понедельник, как пройти — там и пропуска заодно получите. Все ясно? Начальник отдела — ваш непосредственный руководитель. Все расскажет и покажет — а если нет, вы сразу мне жалуйтесь. Ну, если поймаете… я уже говорил, меня вечно нет на месте. Так что, прощаемся на этом?

Студенты растерянно переглядывались. Кто-то кивнул, Яна только руками развела. Получалось — им даже не дали выбрать тему для курсача. Куда назначили — тому и радуйся. Она всерьез настроилась в понедельник вместо практики навестить любимую в кавычках кафедру и устроить очередной скандал, но тут инженер Королев проявил остатки сознательности:

— Погодите, ребята. Сейчас, проверим, все ли вы у меня тут — а то я должен в отдел пропусков копию сдать, если кого пропустил — три шкуры сдерут. Лизавета Санна может, она тут… ну, в общем, сами скоро узнаете.

Он начал пофамильную перекличку. Когда дошла очередь до Яны, ему пришлось прерваться.

— Нам говорили, что может будет выбрать направление. Для курсовика.

— А? — инженер оторвал осоловевшие глаза от списка. — Простите, барышня? Не расслышал.

— Вы не можете навязывать нам тему работы.

Яна и без Колобка знала, что переходила на шепот, оказываясь в центре внимания. Она предпочитала разговоры с глазу на глаз — поэтому заходила в деканат исключительно во время лекций, не ленилась дожидаться преподавателя в коридоре и даже с родителями предпочитала выяснять отношения по очереди. Сейчас же на нее смотрело две дюжины глаз, и голос сорвался в сипение.

Но отступать было некуда.

— Навязывать? Барышня, вы… А чем бы вы хотели заниматься? Вы что-то знаете о работе института?

— Меня интересуют новые разработки. А вы нас отправляете, — она сверилась со списком, который Киселев прилепил на ближайшую колонну, — на разводку плат и работу с полупроводниками. Вы понимаете, что мы пи-эн переход год назад изучали на лабораторных?

Инженер, казалось, смутился. Потом махнул рукой:

— Вы не лезьте, барышня, вперед паровоза. Дойдем до конца списка и посмотрим.

Когда он добрался до последней фамилии, оказалось, что одного студента все-таки забыли. Того самого, которого Яна видела впервые в жизни.

Он показался ей моложе остальных, и выглядел скорее бродячим музыкантом, чем будущим технарем: клетчатые вельветовые штаны, большой рюкзак за спиной, давно не стриженные темные космы.

— А вы у нас кто будете, молодой человек?

Парень смутился; он быстро шевелил пальцами, не отрывая глаз от пола — Яна знала, что это нервное, некоторые еще вдобавок что-то бормотали. Потеряшка, казалось, удивился, что центр внимания сместился с Яны на него самого. Он поправил лохматую челку, искоса поглядывая на инженера. Тот внезапно нахмурился.

— А, я вспомнил вас, вспомнил. Ваш декан звонил вчера, я запамятовал, что вы с другой кафедры. А куда же мне вас включить, дайте подумать…

Он скользнул взглядом по группе, задержавшись на Яне.

— А вот с госпожой Прохоровой, в исследовательскую, к Игорю Михайловичу. Он, конечно, не обрадуется — но раз барышня так требует справедливости… вот вас вместе и запишем. Отлично, все свободны.

С этими словами Колобок выкатился из рекреации прежде, чем Яна успела спросить, в каком кабинете искать загадочного Игоря Михайловича в понедельник. Привкус победы явственно отдавал горечью.

В проходной царила темнота. Вертушка послушно выпустила студентов одного за другим; последними вышли Яна и незнакомый патлатый парень. Она все пыталась вспомнить, с какой же он может быть кафедры — неужели ТВ-шник? Или программист? По универу уже полгода ходили слухи, что гики с легкостью получают разрешение на стажировку в Британии или Франции, были бы деньги да виза. Но поразмыслив, Яна с чистой совестью отбросила эту версию. Обычный прогульщик, вот и все — поэтому она его и не помнила.

В сумерках дорога к Институту едва ли казалась живописной, но в кромешной темноте и вовсе выглядела пугающе. Яна прибавила шагу и быстро догнала остатки группы; здравый смысл велел держаться общей компании, хотя никто не обращал на нее внимания. Из ее группы в Институт попало лишь трое — и эти трое за четыре года не сказали ей и десятка слов, кроме «Привет». Это Яну вполне устраивало — она уже давно очертила безопасный круг общения. Вроде не подружки, но в некотором роде знакомые. Всегда можно одолжить конспект, если пропустила лекцию, или сесть вместе на лабе, достаточно умные и недостаточно болтливые, чтобы хотелось их придушить.

Но идти до метро в одиночку было страшно. Яна запахнула любимое демисезонное пальто, плотнее затянула объемный шарф и по привычке порылась в сумке, проверяя проездной и мобильник. Повернув голову, она с удивлением обнаружила, что парень с другой кафедры так и шел следом, не обращая внимания на лужи, хотя при этом смотрел себе строго под ноги. Яна пожала плечами и поторопилась нагнать остальных. Она еще намается с этим «подкидышем», если окажется, что он и пары слов не способен связать. Будет канючить, приносить шоколадки и другую дрянь, лишь бы дали списать. Она это все уже проходила — в старших классах, потом на первом курсе. Парни обращали на нее внимание, когда им было выгодно; если в школе такое случалось часто, то в вузе бо́льшую часть времени она чувствовала себя прозрачной. Или невидимой — что примерно одно и то же.

Станет приставать — она его пошлет. Однозначно. Десятерых одногруппников она еще терпела кое-как, стиснув зубы, но делать курсач, чтобы делиться с чужаком — увольте!

До метро тянулся унылый бульвар, который заканчивался недалеко от трамвайного кольца. Яна с грустью смотрела на исписанные матом лавочки и забитые мусором урны. Начал накрапывать мерзкий питерский дождик — та самая легендарная морось, которая успела расползтись по сети в тысяче карикатурных рисунков и анекдотов. Яна веселья и романтики не разделяла; у пальто не было капюшона, но она поленилась доставать зонт и, нахохлившись, торопливо брела за болтающей группой. Иногда гулкое шлепанье ботинка по воде напоминало о незнакомом парне у нее за спиной. Яна все еще пыталась вспомнить его лицо, фамилию или хотя бы кафедру просто чтобы отвлечься — но тщетно.

Разозлившись на собственную девичью память, она прислушалась к болтовне. Сокурсники обсуждали планы на лето — до предстоящей практики и курсовой дела никому не было. Иногородние планировали отстреляться с сессией как можно раньше и шли по списку преподавателей в надежде предугадать, с кем возникнут проблемы, а у кого зачет можно получить автоматом. На кафедре обычно шли навстречу уезжающим. Яна с тоской подумала о том, что и сама бы не прочь уехать, иначе придется возиться на родительских грядках, не разгибая поясницы.

Они добрались до трамвайного кольца, как раз, когда дождь припустил сильнее. До метро оставалась пара сотен метров; здесь уже горели фонари, и таращились огромные вывески на ларьках. На противоположной стороне площади еще работала пара супермаркетов, и можно было не бояться идти в одиночку. Яна остановилась, роясь на дне сумки в поисках зонта.

— О, извини! Не заметил тебя.

Она успела отшатнуться в последний момент, но из-за этого оказалась в луже и с тоской ощутила, как вода стекает по колготкам в полуботинки.

— Блин, ты бы хоть голову поднимал… иногда.

Чтобы высказать это парню в лицо, ей пришлось задрать нос — «подкидыш» оказался выше сантиметров на пятнадцать.

— Извини, — повторил парень, обходя ее и лужу. — Увлекся подсчетами.

— Подсчетами? — Яна слишком поздно сообразила, что даже не знает, как его зовут, а уже задает вопросы.

Сама бы она на месте парня и не подумала отвечать.

— Да, кое-что с первым плечом интерферометра… — парень запнулся, и, кажется, впервые заметил, что разговаривает с живым человеком. — Глеб. А ты… В смысле, мы вроде не знакомы?

— Вроде нет. Яна. С биомедицинского.

В ответ она рассчитывала услышать, с какой кафедры сам Глеб — но ошиблась. Парень кивнул и завертел головой, словно впервые увидел, куда завел его бульвар. Его взгляд задержался на электронном табло рядом со входом в метро, где точное время сменяли данные влажности и температура.

— Почти десять? Он же меня прибьет!

Глеб тихо присвистнул, совершенно забыв о собеседнице, и метнулся в сторону трамвайного кольца.

Все, что произошло дальше, Яна прокручивала в памяти миллион раз, анализируя каждую деталь и не находя разумного объяснения.

Трамвай как раз высаживал пассажиров. Двери со скрипучим лязганьем захлопнулись, вагоновожатый дал оглушительный звонок для тех, кто бросился через кольцо напрямик, игнорируя правила и пешеходные переходы. Несмотря на темноту, Яна отлично видела силуэт нового знакомого — светоотражающие вставки на его куртке поблескивали в такт размеренному бегу. Трамвай тронулся — остановка для посадки находилась по другую сторону кольца.

И ровно в тот момент, когда состав, чуть накренившись, заходил на поворот, парень по имени Глеб, а вместе с ним и куртка, и блестящие вставки, и темные длинные патлы, и огромный рюкзак — все это в один миг исчезло под колесами. Трамвай, ни на мгновение не замедлив хода, плавно подкатил к остановке.

Яна, вскрикнув, бросилась бежать. Она уже не помнила про зонтик, про мокрые колготки, она бежала изо всех сил, не понимая, почему никто не поднимает тревогу, почему вагоновожатый не дал по тормозам, почему, почему, почему… Эти бесконечные почему колотились в ее висках, но когда она добежала до места, где исчез Глеб, то ничего не увидела.

Он бросился под колеса трамвая — в этом она была уверена. А еще в том, что каким-то образом от него не осталось и следа.