Неточные совпадения
Чтобы пройти к Прозорову, который в качестве главного инспектора заводских школ занимал один из бесчисленных флигелей господского
дома, нужно
было миновать ряд широких аллей, перекрещивавшихся у центральной площадки сада, где по воскресеньям играла музыка.
Вид на Кукарский завод и на стеснившие его со всех сторон горы из господского сада, а особенно с веранды господского
дома,
был замечательно хорош, как одна из лучших уральских панорам.
Направо широкой плотиной связаны
были две возвышенности; на ближайшей красовалось своей греческой колоннадой кукарское главное заводоуправление с господским
домом, а на противоположной качался мохнатыми вершинами редкий сосновый гребень.
Побродив по заводоуправлению, где в четырех отделениях работало до сотни служащих, Прозоров отправился к председателю земской управы Тетюеву, который по случаю летних вакаций жил в Кукарском заводе, где у него
был свой
дом.
Старик Тетюев
был крепкий человек и не допустил бы к себе в
дом ничего легковесного: каждая вещь должна
была отслужить minimum сто лет, чтобы добиться отставки.
Сделавшись почти своим человеком в
доме, где он
был совсем на особых правах, Прозоров позабыл, что он семейный человек и не в шутку увлекся одной барышней, которая жила у его патронов воспитанницей.
Да и
было от чего застонать: место под
дом Родиону Антонычу подарил один подрядчик, которому он устроил деловое свидание с Раисой Павловной.
Давно приглядывался к этому местечку Родион Антоныч — ах, хорошее
было местечко: с садом у самого пруда! — а тут сам бог и нанес подрядчика; камень и кирпич поставил при случае другой подрядчик, когда пристраивали флигель к господскому
дому.
Недалеко ходить, взять хоть того же старика Тетюева: уж у него-то
был не
дом — чаша полная, — а что осталось? — так, пустяки разные: стены да мебелишка сборная.
Родион Антоныч, например, когда строил свой
дом, то прежде чем перейти в него, съездил за триста верст за двумя черными тараканами, без которых, как известно, богатство в
доме не
будет держаться.
В господском
доме были заведены Раисой Павловной официальные завтраки по воскресеньям.
Очевидно, это
был открытый заговор против нее, и где же? — в ее собственном
доме…
— М-r Половинкин, — обратилась m-me Майзель к parvenu, —
будьте настолько добры, сходите за моей рабочей корзинкой. Я ее оставила
дома…
М-r Половинкин съежился, не зная, как выпутаться из своего неловкого положения; от господского
дома до квартиры Майзеля
было битых полторы версты. Если не пойти — старик Майзель, под начальством которого он служил, сживет со свету, если идти — Раиса Павловна рассердится. Последнее он хорошо заметил по лицу своей патронши.
— После этого моя нога никогда не
будет в вашем
доме!.. — величественно произнесла Амалия Карловна, торопливо проглатывая последний кусок рябчика.
Приживалки, которых Прозоров называл «галками», бесцельно слонялись по всему
дому, как осенние мухи по стеклу, или меланхолически гуляли по саду. Делать им
было решительно нечего, и единственным развлечением являлся только m-r Половинкин, который держал себя с «галками» настоящим денди.
Братковский бывал в господском
доме и по-прежнему
был хорош, но о генерале Блинове, о Нине Леонтьевне и своей сестре, видимо, избегал говорить. Сарматов и Прозоров
были в восторге от тех анекдотов, которые Братковский рассказывал для одних мужчин; Дымцевич в качестве компатриота ходил во флигель к Братковскому запросто и познакомился с обеими обезьянами Нины Леонтьевны. Один Вершинин заметно косился на молодого человека, потому что вообще не выносил соперников по части застольных анекдотов.
В приемных комнатах господского
дома в выжидательном молчании сидели старшие служащие. В громадной зале
был сервирован стол для обеда, а на хорах гудела разноязычная толпа приезжих музыкантов, приготовившихся встретить гостей торжественным тушем.
В этот момент толпа на улице глухо загудела, точно по живой человеческой ниве гулкой волной прокатилась волна. «Едет!.. Едет!..» — поднялось в воздухе, и Студеная улица зашевелилась от начала до конца, пропуская двух верховых, скакавших к господскому
дому на взмыленных лошадях во весь опор. Это и
были давно ожидаемые всеми загонщики, молодые крестьянские парни в красных кумачных рубахах.
Когда торжественная процессия приблизилась к господскому
дому, окна которого и балкон
были драпированы коврами и красным сукном, навстречу показалась депутация с хлебом-солью от всех заводов. Старик, с пожелтевшей от старости бородой, поднес большой каравай на серебряном блюде.
Господский
дом, здание заводоуправления, фабрика и сад
были роскошно иллюминированы, а на пруду, на громадном плоте из бревен, затрещал и захлопал фейерверк.
— Какие вы глупости говорите, Прейн! — улыбнулась Раиса Павловна уже с сознанием своей силы. — Mademoiselle Эмма, которую вы, кажется, немного знаете, потом Аннинька!.. и
будет! У меня не воспитательный
дом.
До фабрики от господского
дома было рукой подать, и Прейн предложил идти пешком, тем более что день
был великолепный, хотя немного и жаркий.
Даже Родион Антоныч в своей раскрашенной хоромине никогда не мог достигнуть до этого идеала теплого, уютного житья, потому что жена
была у него русская, и по всему
дому вечно валялись какие-то грязные тряпицы, а пыль сметалась ленивой прислугой по углам.
У Тетюева действительно
было серьезное дело. Прямо от Майзеля он отправился в господский
дом, вернее, к господскому саду, где у калитки его уже поджидала горничная Нины Леонтьевны. Под предводительством этой особы Тетюев благополучно достиг до генеральского флигелька, в котором ему сегодня
была назначена первая аудиенция.
Расставлены
были сотские и десятники, чтобы отгонять подозрительный народ от господского
дома; даже приглашена
была полиция на всякий случай, если бы мужичье вздумало бунтовать.
Этот серьезный разговор как раз происходил перед самым балом, когда Евгений Константиныч, одетый, завитой и надушенный,
был уже совсем готов показаться в приемных залах господского
дома, где с подавленным шорохом гудела и переливалась цветочная живая человеческая масса. Перед самым выходом к гостям генерал конфиденциально сообщил Прейну, что Нине Леонтьевне что-то сегодня нездоровится.
Раиса Павловна незаметно удалилась, предоставив молодых людей самим себе. Теперь она
была уверена за Лушу. А Луша в это время с оживлением рассказывала, с каким нетерпением все ждали приезда заводовладельца, и представила в самом комическом свете его въезд в господский
дом.
— Вы не знаете, кто стоял тогда во втором этаже господского
дома, второе окно слева? — спрашивал Лаптев. — О, я тогда же заметил вас… Ведь это
были вы? Да?
На другой день после второго спектакля, рано утром, доктор получил записку от Майзеля с приглашением явиться к нему в
дом; в post scriptum’e [Приписке (лат.).] стояла знаменательная фраза: «по очень важному делу». Бедный Яша Кормилицын думал сказаться больным или убежать куда-нибудь, но, как нарочно, не
было под руками даже ни одного труднобольного. Скрепя сердце и натянув залежавшийся фрачишко, доктор отправился к Майзелю. Заговорщики
были в сборе, кроме Тетюева.
В час дня, когда просыпался Евгений Константиныч, заговорщики уже
были в приемных комнатах господского
дома, во фраках, с вытянутыми лицами и меланхолически-задумчивым выражением в глазах.
— Пусть
будет так… Какая же причина заставляла вас все время сидеть
дома?
Было известно, что поедет Нина Леонтьевна, значит — Раиса Павловна останется
дома.
Громадный узкий пруд
был сдавлен в живописных крутых берегах; под плотиной курилось до десятка больших труб и две доменных печи; на берегу пруда тянулась заповедная кедровая роща, примыкавшая к большому господскому
дому, походившему на дворец.
Сначала, без сомнения, все
было на стороне Тетюева: во-первых, Раиса Павловна оставалась
дома, потом ряд блестящих гастрономических побед, удачная охота на оленя…
Даже такие критические обстоятельства, которые теперь заставляли весь кукарский господский
дом, со всеми флигелями и пристройками, переживать самые тревожные минуты, не беспокоили особенно m-lle Эмму, хотя она, после падения Раисы Павловны, буквально должна
была идти на уличу, не имея куда приклонить голову.
Ведь вся эта нескладная театральная суматоха и всеобщая путаница являлась только живым сколком и продолжением того, что считалось за действительность в господском
доме; те же декорации и кулисы, тот же оптический обман на каждом шагу и только меньше фальши и лжи, хотя актеры и актрисы должны
были изображать совсем других людей.
Наконец Тетюев
был совсем готов и в назначенный день и час явился во фраке и белом галстуке со своим портфелем в приемную господского
дома.
Было как раз одиннадцать часов утра. Из внутренних комнат выглянул m-r Чарльз и величественно скрылся, не удостоив своим вниманием вопросительный жест ожидавшего в приемной Тетюева. Поймав какого-то лакея, Тетюев просил его доложить о себе.
Обед имел
быть устроен в парадной половине господского
дома, в которой останавливался Евгений Константиныч. Кухня набоба оставалась еще в Кукарском заводе, и поэтому обед предполагался на славу. Тетюев несколько раз съездил к Нине Леонтьевне с повинной, но она сделала вид, что не только не огорчена его поведением, но вполне его одобряет, потому что интересы русской горной промышленности должны стоять выше всяких личных счетов.