Неточные совпадения
Письмо застало Раису Павловну еще
в постели; она любила понежиться
часов до двенадцати.
Горничная вышла, осторожно затворив за собой дверь.
В большие окна врывались пыльными полосами лучи горячего майского солнца; под письменным столом мирно похрапывала бурая легавая собака.
В соседней комнате пробило девять
часов. Нет, это было невыносимо!.. Раиса Павловна дернула за сонетку.
Растения были слабостью Раисы Павловны, и она каждый день по нескольку
часов проводила
в саду или лежала на своей веранде, откуда открывался широкий вид на весь сад, на заводский пруд, на деревянную раму окружавших его построек и на далекие окрестности.
Родион Антоныч не сказал никому о содержании своего разговора с Раисой Павловной, но
в заводоуправлении видели, как его долгушка не
в урочный
час прокатилась к господскому дому.
Через два
часа новинка уже катилась по дороге
в Заозерный завод и по пути была передана ехавшему навстречу кассиру из Куржака и Мельковскому заводскому надзирателю.
Раиса Павловна тревожно поглядывала на
часы, считая минуты, когда ей нужно будет идти
в столовую
в качестве хозяйки и вывести за собой «галок», как необходимый элемент,
в видах оживления предстоящей трапезы. Прасковья Семеновна
в счет не шла.
Евгений Константиныч проснулся довольно поздно, когда на фабрике отдали свисток к послеобеденным работам.
В приемных комнатах господского дома уже толклись с десяти
часов утра все главные действующие лица. Платон Васильич с пяти
часов утра не выходил с фабрики, где ждал «великого пришествия языков», как выразился Сарматов. Прейн сидел
в спальне Раисы Павловны, которая, на правах больной, приняла его, не вставая с постели.
— А
в сущности, все это пустяки, моя дорогая, — заговорил торопливо Прейн, посматривая на
часы. — Могу вас уверить, что вся эта история кончится ничем. Увлечение генералом соскочит с Евгения Константиныча так же скоро, как наскочило, а вместе с ним улетит и эта свинушка…
В течение двух
часов, которые пробыл Тетюев
в генеральском флигельке, было переговорено подробно обо всем, начиная с обсуждения общего плана действий и кончая тем проектом о преобразованиях
в заводском хозяйстве, который Тетюев должен будет представлять самому Евгению Константинычу, когда Нина Леонтьевна подготовит ему аудиенцию.
Доктор каждый день бывал
в Прозоровском флигельке и проводил там по нескольку
часов.
Рано утром, на другой день, назначена была охота на оленя. Зверь был высмотрен лесообъездчиками верстах
в десяти от Рассыпного Камня, куда охотники должны были явиться верхами. Стоявшие жары загоняли оленей
в лесную чащу, где они спасались от одолевавшего их овода. Обыкновенно охотник выслеживает зверя по сакме [Сакма — свежий след зверя на траве. (Примеч. Д. Н. Мамина-Сибиряка.)] и ночлегам, а потом выжидает, когда он с наступлением жаркого
часа вернется
в облюбованное им прохладное местечко.
— Представьте себе, я чуть не заблудился… — весело ответил набоб, припоминая, как Луша вытирала его руки платком. — Еще четверть
часа — и я, кажется, погиб бы
в этой трущобе.
Генерал тоже был недоволен детским легкомыслием набоба и только пожимал плечами. Что это такое
в самом деле? Владелец заводов — и подобные сцены… Нужно быть безнадежным идиотом, чтобы находить удовольствие
в этом дурацком катанье по траве. Между тем время летит, дорогое время, каждый
час которого является прорехой
в интересах русского горного дела. Завтра нужно ехать на заводы, а эти господа утешаются бог знает чем!
Прошел еще
час, пока Евгений Константиныч при помощи Чарльза пришел
в надлежащий порядок и показался из своей избушки
в охотничьей куртке,
в серой шляпе с ястребиным пером и
в лакированных ботфортах. Генерал поздоровался с ним очень сухо и только показал глазами на стоявшее высоко солнце; Майзель тоже морщился и передергивал плечами, как человек, привыкший больше говорить и даже думать одними жестами.
Доктор садился
в уголок, на груду пыльных книг, и, схватив обеими руками свою нечесаную, лохматую голову, просиживал
в таком положении целые
часы, пока Прозоров выкрикивал над ним свои сумасшедшие тирады, хохотал и бегал по комнате совсем сумасшедшим шагом.
Первой заботой ее было доставить обещанную аудиенцию у набоба Тетюеву, и такая аудиенция наконец состоялась.
Часа в два пополудни, когда набоб отдыхал
в своем кабинете после кофе, Прейн ввел туда Тетюева. Земский боец был во фраке,
в белом галстуке и
в белых перчатках, как концертный певец; под мышкой он держал портфель, как маленький министр.
Завязались прения, причем Родиону Антонычу приходилось отъедаться разом от троих. Особенно доставалось бедному Ришелье от Вершинина, который умел диспутировать с апломбом и находчивостью. Эта неравная борьба продолжалась битых
часа полтора, пока стороны не пришли
в окончательный азарт и открыли уже настоящую перепалку.
Ввиду всех этих грозных признаков, омрачавших горизонт, бедный кукарекни Ришелье находил единственное утешение
в своем курятнике, где и отдыхал душой
в свободные
часы.
Аннинька, желая накрыть Братковского на самом месте преступления, несколько раз совершенно незаметно пробиралась на сцену и, спрятавшись где-нибудь
в темном уголке или за кулисами, по целым
часам караулила свой «предмет».
Через четверть
часа Луша была готова, и Раиса Павловна распахнула окно,
в которое широкой волной хлынула еще не успевшая улетучиться ночная свежесть.
—
В самый последний… Неужели у вас не найдется свободных пяти
часов для такого важного дела?
Наконец Тетюев был совсем готов и
в назначенный день и
час явился во фраке и белом галстуке со своим портфелем
в приемную господского дома. Было как раз одиннадцать
часов утра. Из внутренних комнат выглянул m-r Чарльз и величественно скрылся, не удостоив своим вниманием вопросительный жест ожидавшего
в приемной Тетюева. Поймав какого-то лакея, Тетюев просил его доложить о себе.
— Не может быть! он назначил мне прием именно
в одиннадцать
часов.
Неточные совпадения
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять
в лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные
часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Жандарм. Приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует вас сей же
час к себе. Он остановился
в гостинице.
Так как я знаю, что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что ты человек умный и не любишь пропускать того, что плывет
в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «то советую тебе взять предосторожность, ибо он может приехать во всякий
час, если только уже не приехал и не живет где-нибудь инкогнито…
Случается, к недужному // Придешь: не умирающий, // Страшна семья крестьянская //
В тот
час, как ей приходится // Кормильца потерять!
Оно и правда: можно бы! // Морочить полоумного // Нехитрая статья. // Да быть шутом гороховым, // Признаться, не хотелося. // И так я на веку, // У притолоки стоючи, // Помялся перед барином // Досыта! «Коли мир // (Сказал я, миру кланяясь) // Дозволит покуражиться // Уволенному барину //
В останные
часы, // Молчу и я — покорствую, // А только что от должности // Увольте вы меня!»