Неточные совпадения
Весна, бесспорно, самое лучшее и самое поэтическое время года, о
чем писано и переписано поэтами всех стран и народов; но едва ли где-нибудь весна так хороша, как на далеком, глухом севере, где она является поразительным контрастом сравнительно
с суровой зимой.
— Э, голубчик,
чего вы захотели… Да послушайте, милый человек, вы, кажется, еще не проснулись порядком: это бессовестно!.. Слышите: бессовестно… Я
с четырех часов утра колочусь, как каторжный, а вы тут прохлаждаетесь. Вы посмотрите хоть на нашу пристань — ведь это целый ад, пекло какое-то… Ох, подлецы, подлецы!!!
Приземистая широкоплечая фигура Осипа Иваныча
с красным затылком и высокой грудью служила как бы олицетворением преисполнявшей его энергии; выкатившиеся карие глаза
с опухшими красноватыми веками смотрели блуждающим, усталым взглядом, как у человека, который только
что сейчас вырвался из жестокой свалки.
— Вот то-то и есть: «кажется»… Вы бы в моей коже посидели, тогда на носу себе зарубили бы этот денек… двадцать третьего апреля — Егория вешнего — поняли? Только ленивая соха в поле не выезжает после Егория… Ну, обыкновенно, сплав затянулся, а пришел Егорий — все мужичье и взбеленилось: подай им сплав, хоть роди. Давеча так меня обступили, так
с ножом к горлу и лезут… А я разве виноват,
что весна выпала нынче поздняя?..
Мужик только
что раскрыл рот для необходимых объяснений, как Осип Иваныч уже обрушился на него
с необыкновенным азартом...
Во время сплава он собственно был золотой человек, потому
что лез из кожи в интересах транспортного общества «Нептун», которое отправляло металлы
с Каменки, но, как часто бывает
с такими людьми, от его работы выходило довольно мало толку.
— Ишь молодцы, только
что явились на сплав! — ругался Осип Иваныч, когда попадались бурлаки
с котомками. — Ужо я вам покажу кузькину мать!..
Дорогу нам загородила артель бурлаков
с котомками. Палки в руках и грязные лапти свидетельствовали о дальней дороге. Это был какой-то совсем серый народ,
с испитыми лицами, понурым взглядом и неуклюжими, тяжелыми движениями. Видно,
что пришли издалека, обносились и отощали в дороге. Вперед выделился сгорбленный седой старик и, сняв
с головы что-то вроде вороньего гнезда, нерешительно и умоляюще заговорил...
Другие делали вид,
что идут к гавани, но, завернув за угол первой улицы, совершали обходное движение, чтобы попасть в кабак
с противоположной стороны.
Он так умеет надеть на себя свои заплаты и идет по улице
с таким самодовольным видом,
что сейчас видно птицу по полету.
— Да ты зарезать меня хочешь, мошенник! — завопил он,
с бешенством накидываясь на несчастного мужика. — Ну
чего тебе от меня нужно… а?.. Ну говори, говори, не тяни за душу!
— Ну
чего, дядя Силантий? — спросил белобрысый молодой парень
с рябым лицом.
Когда Митрий вернулся
с водой, Силантий спустил в бурак свои сухари и долго их размешивал деревянной облизанной ложкой. Сухари, приготовленные из недопеченного, сырого хлеба, и не думали размокать,
что очень огорчало обоих мужиков, пока они не стали есть свое импровизированное кушанье в его настоящем виде. Перед тем как взяться за ложки, они сняли шапки и набожно помолились в восточную сторону. Я уверен,
что самая голодная крыса — и та отказалась бы есть окаменелые сухари из бурака Силантия.
—
Чем же бурлаки питаются, когда бредут домой
с разбитой барки?
Последнее было сказано
с такой глубокой верой,
что не требовало дальнейших пояснений. Я долго смотрел на убежденное, спокойное выражение облупившегося под солнцем лица Силантия, на его песочную бороденку и крошечные слезившиеся глазки; от этого лица веяло такой несокрушимой силой, перед которой все препятствия должны отступить.
Несколько мальчишек образовали около молчаливых людей две-три весело смеявшихся шеренги; мальчишки посмелее пробовали заговорить
с ними, но, не получая ответа, ограничивались тем,
что громко хохотали и указывали пальцами.
— А…
что?.. Так точно-с… — отозвался Павел Петрович, бурбон чистейшей воды.
Следовательно, здесь мы имеем дело
с вполне верным расчетом, даже больше, потому
что по мере необходимых улучшений в условиях сплава процент крушений постепенно будет понижаться, а вместе
с этим будет расти и цифра дивиденда.
— Автор.] не представляет ни малейшей опасности, потому
что конкурировать
с Чусовой — немыслимая вещь.
Не хочется верить,
что эти белые ночи уносят вместе
с весенними ручейками столько человеческих жизней — эту неизбежную жертву всякой весны…
— Это черт знает
что такое!.. Мы-то
с какой радости пили… а? Вы не акционер «Нептуна»?
— Это-то понятно, только он едва ли чего-нибудь добьется. Никто ему не верит, и соглашаются
с ним только из вежливости, то есть, вернее сказать, из-за угощения. Я уверен,
что Егор Фомич не сбудет ни одной акции…
У предпоследней избы не было ни ворот, ни крытого сплошь двора, ни хозяйственных пристроек; прямо
с улицы по шатавшемуся крылечку ход был в темные сени
с просвечивавшей крышей. Огня нигде нет. Показалась поджарая собака, повиляла хвостом, точно извиняясь,
что ей караулить нечего, и опять скрылась.
Доктор зажег стеариновый огарок и, шагая через спавших людей, пошел в дальний угол, где на смятой соломе лежали две бессильно вытянутые фигуры. Наше появление разбудило одного из спавших бурлаков. Он
с трудом поднял голову и, видимо, не мог понять,
что происходило кругом.
— Ну, так досыта наглядитесь,
чего стоят эти роскошные ужины, дорогие вина и тайные дивиденды караванной челяди. Живым мясом рвут все из-под той же бурлацкой спины… Вы только подумайте,
чего стоит снять
с мели одну барку в полую воду, когда по реке идет еще лед? Люди идут на верную смерть, а их даже не рассчитают порядком… В результате получается масса калек, увечных, больных.
Но сегодня нам
с Осипом Иванычем, видно, не суждено было спать, потому
что в середине ночи под окнами послышался страшный стук, который заставил нас вскочить
с постелей.
Мы не станем вдаваться в подробности того, как голутвенные, [Голутвенные — здесь: в смысле «бедные», «обнищавшие».] и обнищалые людишки грудью взяли и то,
что лежало перед Камнем, и самый Камень, и перевалили за Камень, — эти кровавые страницы русской истории касаются нашей темы только
с той стороны, поскольку они служили к образованию того оригинального населения, какое осело в бассейне Чусовой и послужило родоначальником нынешнего.
Они рассказали неизвестному человеку,
что проходили через Каменку неизвестные гулящие люди и сказывали,
что государь-де в Казани часовни ломает, и иконы из часовен выносит, и кресты
с часовен сымает.
Старицы обрадовались случаю поболтать
с новым человеком, причем Платонида называла царя «обменным шведом», который не может «воздержать посту», затем говорила,
что образа пишут
с шведских персон, и так далее.
Старицы-сестры, Варсонофия и Досифея, прибавили к этому,
что государь-де сжился
с царицей Екатериной Алексеевной прежде венца и
что от царевича-де Алексея Петровича родился от шведки царевич мерою аршин
с четвертью и
с зубами, не прост человек.
Начать
с того,
что падение Чусовой превосходит все сплавные русские реки: в своей горной части, на расстоянии четырехсот верст до того пункта, где ее пересекает Уральская железная дорога, она падает на восемьдесят сажен,
что составит на каждую версту реки двадцать сотых сажени, а в самом гористом месте течения Чусовой это падение достигает двадцати двух сотых сажени на версту.
Все,
что было живо и не потеряло способности двигаться, высыпало на берег. В серой, однообразной толпе бурлаков, как мак, запестрели женские платки, яркие сарафаны, цветные шугаи. [Шугай — здесь: род кофты; обычно
с ленточной оторочкой кругом.] Ребятишкам был настоящий праздник, и они метались по берегу, как стаи воробьев.
Вероятно, многие из этих ветеранов чусовского сплава, вдоволь поработавших на своем веку на Чусовой, и пришли на берег
с печальным предчувствием,
что они, может быть, в последний раз любуются своей поилицей-кормилицей.
У Егора Фомича для всякого было наготове ласковое словцо; он половину сплавщиков знал в лицо и теперь балагурил
с ними
с барским добродушием. Глядя на эту патриархальную картину, завзятый скептик пролил бы слезы невольного умиления: делец и носитель великих промышленных планов братался
с наивными детьми народа —
чего же больше?
Нужно заметить еще то,
что каждый вершок лишней воды в реке вносит
с собой коренные изменения в условиях: при одной воде существуют такие-то опасности, при другой — другие.
Понятно,
что тип чусовского сплавщика вырабатывался в течение многих поколений, путем самой упорной борьбы
с бешеной горной рекой, причем ремесло сплавщика переходило вместе
с кровью от отца к сыну. Обыкновенно выучка начинается
с детства, так
что будущий сплавщик органически срастается со всеми подробностями тех опасностей,
с какими ему придется впоследствии бороться. Таким образом, бурная река, барка и сплавщик являются только отдельными моментами одного живого целого, одной комбинации.
Начать
с того,
что барка в глазах бурлаков и особенно сплавщика — живое существо, которое имеет, кроме достоинств и недостатков, присущих всему живому, еще свои капризы, прихоти и шалости.
На каждую барку идет около трехсот бревен, так
что она вместе
с работой стоит рублей пятьсот.
Осип Иваныч недаром хвалил Савоську: в этом мужике что-то было совершенно особенное, начиная
с того,
что он держал себя
с тем неуловимо тонким тактом,
с каким держат себя только настоящие умственные мужики.
Это зависит, раз, от совершенно особенных условий,
с которыми приходится бороться под каждым новым бойцом, а
с другой стороны, оттого,
что предыдущая неудача «отнимает дух».
— Так-с…
Что же, доброе дело, — согласился Осип Иваныч.
Барки в гавани были совсем готовы. Батюшка
с псаломщиком
с утра были в караванной конторе, где все
с нетерпением дожидались желанного пробуждения великого человека. Доктор показался в конторе только на одну минуту; у него работы было по горло. Между прочим он успел рассказать,
что Кирило умер, а Степа, кажется, поправится, если переживет сегодняшний день. Во всяком случае и больной и мертвый остаются на пристани на волю божию: артель Силантия сегодня уплывает
с караваном.
— Совершенно верно-с, Егор Фомич, успеется! — подобострастно соглашался караванный, хотя трепетал за каждую минуту, потому
что вот-вот налетит сверху караван и тогда заварится такая каша,
что не приведи истинный Христос.
Барка делает благополучно крутой поворот и
с увеличивающейся скоростью плывет вперед, оставляя берег, усыпанный народом. Кажется в первую минуту,
что плывет не барка, а самые берега вместе
с горами, лесом, пристанью, караванной конторой и этими людьми, которые
с каждым мгновением делаются все меньше и меньше.
Очевидно, присутствие женщин на караване, помимо всяких интимных соображений, имело великое «промышленное значение», потому
что Семен Семеныч всех баб запишет бурлаками, а
с миру и набежит ребятишкам на молочишко.
Мужние жены представляют некоторое исключение,
с той разницей,
что всегда щеголяют
с фонарями на физиономии, редкий день не бывают биты и вообще испивают самую горькую чашу.
—
Что, обрадовался небось? — балагурил Исачка, пробираясь под палубу
с какой-то сомнительной котомкой. — Больно я о тебе соскучился.
Он очень доволен своим положением, потому
что попал между двумя щеголихами-девками, которые плывут
с косными.
Псаломщик чувствовал себя, кажется, очень неловко в этой разношерстной толпе; его выделяло из общей массы все, начиная
с белых рук и кончая костюмом. Вероятно, бедняга не раз раскаялся,
что польстился на даровщинку, и в душе давно проклинал неунимавшегося хохла. Скоро «эти девицы» вошли во вкус и начали преследовать псаломщика взглядами и импровизированными любезностями, пока Савоська не прикрикнул на них.
На задней палубе толклось несколько башкир. Они держались особняком, не понимая остроумной русской речи. Это были те самые, которые три дня тому назад лакомились «веселой скотинкой». Кравченко попробовал было заговорить
с одним, но скоро отстал: башкиры были настолько жалки,
что никакая шутка не шла
с языка, глядя на их бронзовые лица.