Неточные совпадения
Не смей, и не надо!» Как
же не надо? «
Ну, говорю, благословите: я потаенно от самого отца Захарии его трость супротив вашей ножом слегка на вершок урежу, так
что отец Захария этого сокращения и знать не будет», но он опять: «Глуп, говорит, ты!..»
Ну, глуп и глуп, не впервой мне это от него слышать, я от него этим не обижаюсь, потому он заслуживает, чтоб от него снесть, а я все-таки вижу,
что он всем этим недоволен, и мне от этого пребеспокойно…
— Да
ну, а мою
же трость он тогда зачем взял? В свою камень вставлять будет, а моя ему на
что?
—
Ну,
что, зуда,
что,
что? — частил, обернувшись к нему, отец Захария, между тем как прочие гости еще рассматривали затейливую работу резчика на иерейских посохах. — Литеры? А? литеры, баран ты этакой кучерявый? Где
же здесь литеры?
Ну, да и не я
же буду, если я умру без того,
что я этого просвирниного сына учителя Варнавку не взвошу!
Ну, за
что мне сие?
Ну,
чем я сего достоин? Отчего
же она не так, как консисторский секретарь и ключарь, рассуждает,
что легче устроить дело Божие, не имея, где головы подклонить?
Что сие и взаправду все за случайности!
— „
Ну так где
же она?..“ И решил им,
что души нет.
Но на вторых часах, когда отец Захария был в низшем классе, сей самый мальчик вошел туда и там при малютках опроверг отца Захарию, сказав: „А
что же бы сделали нам кровожадный тигр и свирепая акула, когда мы были бы бессмертны?“ Отец Захария, по добрости своей и ненаходчивости, только и нашелся ответить,
что „
ну, уж о сем люди умнее нас с тобой рассуждали“.
„А где
же его душа в это время, ибо вы говорили-де,
что у скота души нет?“ Отец Захария смутился и ответил только то,
что: „а
ну погоди, я вот еще и про это твоему отцу скажу: он тебя опять выпорет“.
—
Ну вот, лекарю! Не напоминайте мне, пожалуйста, про него, отец Савелий, да и он ничего не поможет. Мне венгерец такого лекарства давал,
что говорит: «только выпей, так не будешь ни сопеть, ни дыхать!», однако
же я все выпил, а меня не взяло. А наш лекарь… да я, отец протопоп, им сегодня и расстроен. Я сегодня, отец протопоп, вскипел на нашего лекаря. Ведь этакая, отец протопоп, наглость… — Дьякон пригнулся к уху отца Савелия и добавил вслух: — Представьте вы себе, какая наглость!
— Прекрасно-с! Теперь говорят, будто я мою мать честью не урезониваю. Неправда-с! напротив, я ей говорил: «Маменька, не трогайте костей, это глупо; вы, говорю, не понимаете, они мне нужны, я по ним человека изучаю».
Ну а
что вы с нею прикажете, когда она отвечает: «Друг мой, Варнаша, нет, все-таки лучше я его схороню…» Ведь это
же из рук вон!
— Не знаете?
Ну так я
же вам скажу,
что им это так не пройдет! Да-с; я вот заберу мои кости, поеду в Петербург да там прямо в рожи им этими костями, в рожи! И пусть меня ведут к своему мировому.
— Да;
ну, ты тогда
что же сделал?
—
Ну и
что ж ты теперь со мною будешь делать,
что обидел? Я знаю,
что я обидел, но когда я строг… Я
же ведь это не нагло; я тебе ведь еще в прошлом году, когда застал тебя,
что ты в сенях у исправника отца Савельеву ризу надевал и кропилом кропил, я тебе еще тогда говорил: «Рассуждай, Данила, по бытописанию как хочешь, я по науке много не смыслю, но обряда не касайся». Говорил я ведь тебе этак или нет? Я говорил: «Не касайся, Данила, обряда».
— Ну-с, а тут уж
что же: как приехали мы домой, они и говорят Алексею Никитичу, «А ты, сынок, говорят, выходишь дурак,
что смел свою мать обманывать, да еще квартального приводил», — и с этим велели укладываться и уехали.
—
Ну вот поди
же ты со мною! Дубликаты позабыл, вот из-за
чего и спорил, — отвечал дьякон.
—
Ну так
что же? У полек, стало быть, враги — все враги самостоятельности Польши, а ваши враги — все русские патриоты.
—
Ну так
что же такое,
что весь город и весь народ? Термосесов знает начальство и потому никаких городов и никаких народов не боится.
— Ну-с; вот приехал к нему этот кавалерист и сидит, и сидит, как зашел от обедни, так и сидит. Наконец, уж не выдержал и в седьмом часу вечера стал прощаться. А молчаливый архиерей, до этих пор все его слушавший, а не говоривший, говорит: «А
что же, откушать бы со мною остались!»
Ну, у того уж и ушки на макушке: выиграл пари.
Ну, тут еще часок архиерей его продержал и ведет к столу.
«
Ну, теперь подавайте», — говорит владыка. Подали две мелкие тарелочки горохового супа с сухарями, и только
что офицер раздразнил аппетит, как владыка уже и опять встает. «
Ну, возблагодаримте, — говорит, — теперь господа бога по трапезе». Да уж в этот раз как стал читать, так тот молодец не дождался да потихоньку драла и убежал. Рассказывает мне это вчера старик и смеется: «Сей дух, — говорит, — ничем
же изымается, токмо молитвою и постом».
—
Ну то-то и есть! Стало быть, и тебе это ясно: кто
же теперь «маньяк»? Я ли,
что, яснее видя сие, беспокоюсь, или те, кому все это ясно и понятно, но которые смотрят на все спустя рукава: лишь бы-де по наш век стало, а там хоть все пропади! Ведь это-то и значит: «дымом пахнет». Не так ли, мой друг?
—
Ну а
что же вы сделаете, когда уж такая натура? Мне одна особа, которая знает нашу дружбу с Борноволоковым, говорит: «Эй, Измаил Петрович, ты слишком глупо доверчив! Не полагайся, брат, на эту дружбу коварную. Борноволоков в глаза одно, а за глаза совсем другое о тебе говорит», но я все-таки не могу и верю.
Мне моя девушка говорит: «Барыня, барыня! какой-то незнакомый господин бросил письмо в ящик!» Я говорю: «
Ну что ж такое?», а сама, впрочем, думаю, зачем
же письмо в ящик? у нас это еще не принято: у нас письмо в руки отдают.
—
Ну так за
что же вы на них клевещете? Ведь это, конечно, клевета?
— Ну-с,
что же теперь, сударь, будем далее делать?
— Да-с,
ну вот подите
же! А по отца дьякона характеру, видите, не все равно
что село им в голову, то уж им вынь да положь. «Я, говорят, этого песика по особенному случаю растревоженный домой принес, и хочу, чтоб он в означение сего случая таким особенным именем назывался, каких и нет»
— Я и сам этого не знаю, — пошутил протопоп, — он есть само отрицание смерти.
Ну а
что же с этим Каквасом?
— Это просто я не знаю как и назвать,
что это такое! Все, все, все как есть нехорошо. Ах ты боже мой! Можно ли так человека огорчать?
Ну, если не нравится тебе, нехорошо, —
ну, потерпи, помолчи, уважь… ведь я
же старался… Тьфу!
Что за поганый народ — люди!
Неточные совпадения
Городничий. И не рад,
что напоил.
Ну что, если хоть одна половина из того,
что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как
же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право,
чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Анна Андреевна.
Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из
чего же ты споришь? (Кричит в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете.
Ну что, где они? А? Да говорите
же оттуда — все равно.
Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)Такой глупый: до тех пор, пока не войдет в комнату, ничего не расскажет!
— Да
чем же ситцы красные // Тут провинились, матушка? // Ума не приложу! — // «А ситцы те французские — // Собачьей кровью крашены! //
Ну… поняла теперь?..»
Ну, в
чем же ваша речь?..» // — Спрячь пистолетик! выслушай!
Г-жа Простакова. Бредит, бестия! Как будто благородная! Зови
же ты мужа, сына. Скажи им,
что, по милости Божией, дождались мы дядюшку любезной нашей Софьюшки;
что второй наш родитель к нам теперь пожаловал, по милости Божией.
Ну, беги, переваливайся!