Неточные совпадения
В большой комнате, которую мы для себя заняли, Борис Савельич тотчас же ориентировал нас к углу, где была тепло, даже жарко натопленная печка. Он усадил меня на лежанку, матушку на диван и беспрестанно прибегал и убегал с разными узлами, делая
в это
время отрывочные замечания
то самому дворнику,
то его кухарке, — замечания, состоявшие
в том, что не вовремя они взялись переделывать печки
в упокоях, что темно у них
в сенях, что вообще он усматривает у них
в хозяйстве большие нестроения.
— А не боитесь, так и прекрасно; а соскучитесь — пожалуйте во всякое
время ко мне, я всегда рад. Вы студент? Я страшно люблю студентов.
Сам в университете не был, но к студентам всегда чувствую слабость. Да что! Как и иначе-то? Это наша надежда. Молодой народ, а между
тем у них всё идеи и мысли… а притом же вы сестрин постоялец, так, стало быть, все равно что свой. Не правда ли?
Я вот вас сейчас подвезу до Никитских ворот и попрошу о маленьком одолжении, а
сам поскорее на службу; а вы зато заведете первое знакомство, и
в то же
время вам будет оказана услуга за услугу.
Изнывая и томясь
в самых тревожных размышлениях о
том, откуда и за что рухнула на меня такая напасть, я довольно долго шагал из угла
в угол по безлюдной квартире Постельникова и, вдруг почувствовав неодолимую слабость, прикорнул на диванчике и задремал. Я спал так крепко, что не слышал, как Постельников возвратился домой, и проснулся уже, по обыкновению,
в восемь часов утра. Голубой купидон
в это
время встал и умывался.
Так тихо и мирно провел я целые годы,
то сидя
в моем укромном уголке,
то посещая столицы Европы и изучая их исторические памятники, а
в это
время здесь, на Руси, всё выдвигались вопросы, реформы шли за реформами, люди будто бы покидали свои обычные кривлянья и шутки, брались за что-то всерьез; я, признаюсь, ничего этого не ждал и ни во что не верил и так, к стыду моему, не только не принял ни
в чем ни малейшего участия, но даже был удивлен, заметив, что это уже не одни либеральные разговоры, а что
в самом деле сделано много бесповоротного, над чем пошутить никакому шутнику неудобно.
— Благодарю, — говорит, вставая, мой приятель, — мне пора
в комитет, а если хочешь повидаться,
в четверг,
в два часа тридцать пять минут, я свободен, но и
то, впрочем,
в это
время мы должны поговорить, о чем мы будем разговаривать
в заседании, а
в три четверти третьего у меня собирается уже и
самое заседание.
— Да как же, сударь, не хуже?
в прежнее
время, при помещиках,
сами изволите помнить, бывало, и соломкой, и хлебцем, и всем дворяне не забывали, и крестьян на подмогу
в рабочую пору посылывали; а ныне нет
того ничего, и народ к нам совсем охладел.
Но скажите, бога ради, разве меньшая несообразность утверждать, что у человека нет свободной воли, что он зависит от молекул и от нервных узлов, и
в то же
самое время мстить ему за
то, что он думает или поступает так, а не этак?
— Ну, как знаешь; только послушай же меня:
повремени, не докучай никому и не серьезничай.
Самое главное — не серьезничай, а
то, брат… надоешь всем так, — извини, — тогда и я от тебя отрекусь. Поживи, посмотри на нас: с кем тут серьезничать-то станешь? А я меж
тем губернаторше скажу, что способный человек приехал и
в аппетит их введу на тебя посмотреть, — вот тогда ты и поезжай.
Оказалось, что с перепугу, что его ловят и преследуют на суровом севере, он ударился удирать на чужбину через наш теплый юг, но здесь с ним тоже случилась маленькая неприятность, не совсем удобная
в его почтенные годы: на сих днях я получил уведомление, что его какой-то армейский капитан невзначай выпорол на улице,
в Одессе, во
время недавних сражений греков с жидами, и добродетельный Орест Маркович Ватажков столь удивился этой странной неожиданности, что, возвратясь выпоротый к себе
в номер, благополучно скончался «естественною смертью», оставив на столе билет на пароход, с которым должен был уехать за границу вечером
того самого дня, когда пехотный капитан высек его на тротуаре, неподалеку от здания новой судебной палаты.
Гладиатор и Диана подходили вместе, и почти в один и тот же момент: раз-раз, поднялись над рекой и перелетели на другую сторону; незаметно, как бы летя, взвилась за ними Фру-Фру, но
в то самое время, как Вронский чувствовал себя на воздухе, он вдруг увидал, почти под ногами своей лошади, Кузовлева, который барахтался с Дианой на той стороне реки (Кузовлев пустил поводья после прыжка, и лошадь полетела с ним через голову).
В то самое время, когда Чичиков в персидском новом халате из золотистой термаламы, развалясь на диване, торговался с заезжим контрабандистом-купцом жидовского происхождения и немецкого выговора, и перед ними уже лежали купленная штука первейшего голландского полотна на рубашки и две бумажные коробки с отличнейшим мылом первостатейнейшего свойства (это было мыло то именно, которое он некогда приобретал на радзивилловской таможне; оно имело действительно свойство сообщать нежность и белизну щекам изумительную), — в то время, когда он, как знаток, покупал эти необходимые для воспитанного человека продукты, раздался гром подъехавшей кареты, отозвавшийся легким дрожаньем комнатных окон и стен, и вошел его превосходительство Алексей Иванович Леницын.
Неточные совпадения
Дела-то все недавние, // Я был
в то время старостой, // Случился тут — так слышал
сам, // Как он честил помещиков, // До слова помню всё: // «Корят жидов, что предали // Христа… а вы что сделали?
В самое то время, когда взаимная наша дружба утверждалась, услышали мы нечаянно, что объявлена война.
Тут только понял Грустилов,
в чем дело, но так как душа его закоснела
в идолопоклонстве,
то слово истины, конечно, не могло сразу проникнуть
в нее. Он даже заподозрил
в первую минуту, что под маской скрывается юродивая Аксиньюшка,
та самая, которая, еще при Фердыщенке, предсказала большой глуповский пожар и которая во
время отпадения глуповцев
в идолопоклонстве одна осталась верною истинному богу.
Cемен Константинович Двоекуров градоначальствовал
в Глупове с 1762 по 1770 год. Подробного описания его градоначальствования не найдено, но, судя по
тому, что оно соответствовало первым и притом
самым блестящим годам екатерининской эпохи, следует предполагать, что для Глупова это было едва ли не лучшее
время в его истории.
За все это он получал деньги по справочным ценам, которые
сам же сочинял, а так как для Мальки, Нельки и прочих
время было горячее и считать деньги некогда,
то расчеты кончались
тем, что он запускал руку
в мешок и таскал оттуда пригоршнями.