Неточные совпадения
Все мы подошли к картону и все остановились в изумлении и восторге. Это был кусок прелестнейшего этюда, приготовленного Истоминым для своей новой картины,
о которой уже многие знали и
говорили, но которой до сих пор никто не видал, потому что при каждом появлении посетителей, допускавшихся в мастерскую
художника, его мольберт с подмалеванным холстом упорно поворачивался к стене.
— Ню, что это? Это, так будем мы смотреть, совсем как настоящая безделица. Что
говорить о мне? Вот вы! вы артист, вы
художник! вы можете — ви загт ман дизе!.. [Как это говорится? (нем.).] творить! А мы, мы люди… мы простой ремесленник. Мы совсем не одно… Я чувствую, как это, что есть очень, что очень прекрасно; я все это могу очень прекрасно понимать… но я шары на бильярды делать умею! Вот мое художество!
Кроме известного числа ловких людей, которые в известной поре своего возраста являют одинаковую степень сообразительности, не стесняясь тем, прошла ли их юность под отеческим кровом, в стенах пажеского корпуса, в залах училища правоведения или в натуральных классах академии, кроме этих художников-практиков,
о которых
говорить нечего, остальное все очень трудно расстается с отживающими традициями.
— Мой идол… идол… и-д-о-л! — с страстным увлечением
говорил маленький голос в минуту моего пробуждения. — Какой ты приятный, когда ты стоишь на коленях!.. Как я люблю тебя, как много я тебе желаю счастья! Я верю, я просто чувствую, я знаю, что тебя ждет слава; я знаю, что вся эта мелкая зависть перед тобою преклонится, и женщины толпами целыми будут любить тебя, боготворить, с ума сходить. Моя любовь читает все вперед, что будет; она чутка, мой друг! мой превосходный, мой божественный
художник!
Неточные совпадения
Слово талант, под которым они разумели прирожденную, почти физическую способность, независимую от ума и сердца, и которым они хотели назвать всё, что переживаемо было
художником, особенно часто встречалось в их разговоре, так как оно им было необходимо, для того чтобы называть то,
о чем они не имели никакого понятия, но хотели
говорить.
Художник — он такой длинный, весь из костей, желтый, с черненькими глазками и очень грубый —
говорит: «Вот правда
о том, как мир обезображен человеком.
— Да, я артист, — отвечал Марк на вопрос Райского. — Только в другом роде. Я такой артист, что купцы называют «
художник». Бабушка ваша, я думаю, вам
говорила о моих произведениях!
Он нарочно станет думать
о своих петербургских связях,
о приятелях,
о художниках, об академии,
о Беловодовой — переберет два-три случая в памяти, два-три лица, а четвертое лицо выйдет — Вера. Возьмет бумагу, карандаш, сделает два-три штриха — выходит ее лоб, нос, губы. Хочет выглянуть из окна в сад, в поле, а глядит на ее окно: «Поднимает ли белая ручка лиловую занавеску», как
говорит справедливо Марк. И почем он знает? Как будто кто-нибудь подглядел да сказал ему!
— Да, постараюсь, — отвечал Нехлюдов, чувствуя, что он
говорит неправду, и если
о чем постарается, то только
о том, чтобы не быть вечером у адвоката в среде собирающихся у него ученых, литераторов и
художников.