Цитаты со словом «софья»
Ее мать,
Софья Карловна Норк, тоже была немка русская, а не привозная; да и не только Софья Карловна, а даже ее-то матушка, Мальвина Федоровна, которую лет пятнадцать уже перекатывают по комнатам на особо устроенном кресле на высоких колесцах, так и она и родилась и прожила весь свой век на острове.
Софья Карловна Норк овдовела в самых молодых годах и осталась после мужа с тремя дочерьми: Бертой, Идой и Марьей, или Маней, о которой будет идти начинающийся рассказ.
Софья Карловна была в состоянии это обдумать, потому что у нее от природы был ясный практический смысл и она знала свое маленькое дело еще при муже.
—
Софья! — говорил он, мучительно борясь со смертью, — дети… я на тебя… на тебя надеюсь…
— О, мой Иоганус! — отвечала, рыдая,
Софья Карловна.
— О, всех! всех, мои Иоганус! — отвечала опять
Софья Карловна, и василеостровский немец Иоган-Христиан Норк так спокойно глядел в раскрывавшиеся перед ним темные врата сени смертной, что если бы вы видели его тихо меркнувшие очи и его посиневшую руку, крепко сжимавшую руку Софьи Карловны, то очень может быть, что вы и сами пожелали бы пред вашим походом в вечность услыхать не вопль, не вой, не стоны, не многословные уверения за тех, кого вы любили, а только одно это слово; одно ваше имя, произнесенное так, как произнесла имя своего мужа Софья Карловна Норк в ответ на его просьбу о детях.
Но дороже всего не то, что
Софья Карловна умела хорошо сказать это слово; это, конечно, важно было только для умиравшего, а для оставшихся жить всего важнее было, что всю музыку этого слова она выдержала.
Прошел год, два, пять лет, — вывески эти неизменно оставались на своих местах;
Софья Карловна неизменно содержала то же самое заведение и исправно платила деньги за ту же самую квартиру на Большом проспекте.
В это время дети подросли, бабушка совсем выжила из века, хотя, впрочем, все-таки по-прежнему ездила в своем колесном кресле, а
Софья Карловна все трудилась, трудилась без отдыха, без сторонней помощи и вся жила в своих детях.
«О, мой Иоганус!» — думала
Софья Карловна, вздыхая и уныло глядя на резвившегося ребенка.
— Ах, как мы вас можем благодарить! Я не умею сказать вам, как я вам благодарна, — отвечала мне восторженно
Софья Карловна, когда Маня перешла в объятия бабушки, а я наскоро рассказал кое-как всю эту историю.
Софья Карловна непременно просила меня остаться пить чай; она говорила, что сейчас будет ее зять, который уже целый час рыщет с своим знакомым, художником Истоминым, по всему острову, отыскивая везде бедную Маню. Я отказался от чаю и вышел.
Софья Карловна, прощаясь, взяла с меня слово, чтобы я непременно зашел к ним и был бы их хорошим знакомым. Я дал такое слово и сдержал его, даже во втором отношении.
Софья Карловна не ставила Иду Ивановну никому в пример и даже не так, может быть, нежно любила ее, как Маню, но зато высоко ее уважала и скоро привыкла ничего не предпринимать и ни на что не решаться без совета Иды.
Honestus rumor alterum patrimonium est — говорит мудрая латинская пословица, то есть: хорошая репутация заменяет наследство; а потому более всего желаю тебе, чтобы в твоем лице и мы и все, кто тебя встретит в жизни, видели повторение добродетелей твоей высокопочтенной бабушки, твоего честного отца, душа которого теперь присутствует здесь с нами (
Софья Карловна заморгала глазами и заплакала), твоей матери, взлелеявшей и воспитавшей своими неусыпными трудами и тебя и сестер твоих, из которых одной я обязан всем моим счастьем!
— Нет, господа, уж потрудитесь ваши подарки сами положить на ее совершеннолетний столик, — попросила нас
Софья Карловна.
— Это наш добрый Герман сделал, — отвечала ему
Софья Карловна.
Софья Карловна беспрестанно выбегала и суетилась, Маня сидела возле бабушки...
Плясал Шульц, плясала Ида Ивановна, плясала
Софья Карловна, хотя и отказывавшаяся и, наконец, даже вовсе не отказавшаяся от гросфатера, который, при общих аплодисментах, протанцевала с зятем.
— Spielen Sie doch, Ida, [Играйте же, Ида (нем.).] — одновременно крикнули ей с некоторою строгостию зять и
Софья Карловна.
С этими словами она собрала горстью набросанную на окне скорлупу, ссыпала ее проворно в тарелку и быстро пошла навстречу матери.
Софья Карловна действительно в это время входила в дверь магазина.
— Рыбка моя тихая! что ж это ты здесь одна? — отнеслась к ней
Софья Карловна.
— Роман Прокофьич с тобой сидел, — ну, и спасибо ему за это, что он сидел. Господи боже мой, какие мы, Роман Прокофьич, все счастливые, — начала, усаживаясь в своем уголке за покрытый скатертью стол,
Софья Карловна. — Все нас любят; все с нами такие добрые.
Софья Карловна весело рассмеялась.
— Видите, — начала
Софья Ивановна, — вот так-то часто говорят ничего, ничего; можно, говорят, и одной женщине идти, если, дескать, сама не подает повода, так никто ее не тронет; а выходит, что совсем не ничего. Идет, представьте себе, Иденька от сестры, и еще сумерками только; а за нею два господина; один говорит: «Я ее поцелую», а другой говорит: «Не поцелуешь»; Идочка бежать, а они за нею; догнали у самого крыльца и поцеловали.
Софья Карловна хлебнула чаю и вдруг затуманилась.
— Роман Прокофьич! — тихо позвала
Софья Карловна художника.
— Со мною, да, со мною! — лепетала
Софья Карловна. — Да, да, ты со мною. А где же это моя немушка, — искала она глазами по комнате и, отпустив Иду, взяла младшую дочь к себе на колени. — Немуша моя! рыбка немая! что ты все молчишь, а? Когда ж ты у нас заговоришь-то? Роман Прокофьич! Когда она у нас заговорит? — обратилась опять старуха к Истомину, заправляя за уши выбежавшую косичку волос Мани. — Иденька, вели, мой друг, убирать чай!
Ида кликнула кухарку и стала сама помогать ей, а
Софья Карловна еще раз поцеловала Маню и, сказав ей: «Поди гуляй, моя крошка», сама поплелась за свои ширмы.
«А что это
Софья Карловна все так совещательно обращается к почтенному Роману Прокофьичу? — раздумывал я, оставшись сам с собою. — Пленил он ее просто своей милой короткостью, или она задумала женихом его считать для Мани?»
— А слыхали вы, у нас в анненской школе недавно какое ужасное несчастие-то было? — начала после первых приветствий
Софья Карловна.
— Все-то ты, Иденька, врунья; всегда ты все что-нибудь врешь, — произнесла серьезно
Софья Карловна и тихонько добавила: — Ох, эти дети, дети! Сколько за ними, право, смотреть надо! Вы вот не поверите, кажется уж Маня и не маленькая, а каждый раз, пока ее не дождешься, бог знает чего не надумаешься?
Софья Карловна вздрогнула, вскочила со стула и даже вскрикнула.
Ужасно тяжело было мне всех их видеть и думать: «ах, друзья, не знаете вы, какая над вами беда рухнула!» Что же касается до самой Мани, то кроткая, всегда мало говорившая, всегда молчаливая девушка ничем не выдавала своего душевного состояния: она только прозрачнела, слегка желтела, как топаз, и
Софья Карловна не раз при мне печалилась, что у Мани волосы начали ужасно сечься и падать.
Софья Карловна еще отчаяннее воззрилась в меня необыкновенно жалобным взором и часто залепетала...
Софья Карловна во все глаза глядела то на меня, то на Иду Ивановну и плакала; Верман по-прежнему держал ее за голову, а кухарка обкладывала лоб мокрым полотенцем.
В эту секунду из дальних комнат опять донесся слабый стон, и
Софья Карловна залепетала...
Ни
Софья Карловна, ни Ида Ивановна, ни madame Шульц хотя и не надели по бабушке плерезов, чтобы не пугать ими Мани, но ходили в черных платьях, значение которых Мане нетрудно было разгадать, если только эти платья когда-нибудь останавливали на себе ее внимание.
Софья Карловна старелась не по дням, а по часам и даже часто совсем теряла память.
Тому, что «беды ходят толпами», верили, впрочем, все в семействе Норков, и потому, когда Шульц объявил, что по случаю этого несчастья он откладывает на неделю переход в свой новый дом, отстроенный на Среднем проспекте, то и Берта Ивановна и
Софья Карловна это совершенно одобрили.
— Не стар еще ведь был? — заговорила через минуту
Софья Карловна. — А впрочем… пятьдесят четвертый год…
Через минуту madame Норк позвала ее к себе. Девушка взошла и молча стала перед матерью.
Софья Карловна взяла ее руки и сказала...
В это время в трех прекрасных комнатах на антресолях в доме богатого негоцианта Шульца умерла
Софья Карловна Норк.
Софья Карловна сделалась младенцем.
Ида знала, чем это кончится, но подавала матери ломтик, и
Софья Карловна скоро, скоро выколупывала дрожащими пальцами мякиш, совала его себе в рот и, махая руками, шептала: «убери! убери поскорей, убери, а то сестра придет!»
— Да! невозможно, а все-таки снится, — отвечала, обижаясь и отстаивая свою хитрость,
Софья Карловна.
— Нет, нет, не надобно, не надобно… Мне это вредно, — отвечала
Софья Карловна и закрыла свои прозрачные веки, тонкие, как перепонки крыла летучей мыши. Из-под этих век выдавились и остановились в углах две тощие слезинки.
Это так и было:
Софья Карловна умерла во время Идиного чтения — умерла счастливо, покушав долго снившейся ей булочки, слушая чудную повесть, которую читал для нее милый голос, и сохраняя во всей свежести вчера принесенную Шульцем новость о Мане.
Цитаты из русской классики со словом «софья»
Ассоциации к слову «Софья»
Предложения со словом «софья»
- – Софья резко развернулась, с удовольствием наблюдая, как затрепетали воланы на платье.
- Инструмент очень дорогой, Софья обещала помочь продать.
- Софья обманывает свою аудиторию.
- (все предложения)
Дополнительно