Ничего не было хорошего, ни радостного, ни утешительного в одинокой жизни Анны Михайловны. Срублена она была теперь под самый корень, и в утешение ей не оставалось даже того гадкого утешения, которое
люди умеют находить в ненависти и злости. Анна Михайловна была не такой человек, и Дора не без основания часто называла ее «невозможною».
Неточные совпадения
Нестор Игнатьевич Долинский во многих своих сторонах вышел очень странным
человеком. Никто не сомневался, что он
человек очень умный, чувствительный, но никто бы не
умел продолжать его характеристику далее этих общих определений.
Он никогда не жаловался ни на что ни себе, ни
людям, а, огорченный чем-нибудь, только уходил к общей нашей матери-природе, которая всегда
умеет в меру успокоить оскорбленное эстетическое чувство или восстановить разрушенный мир с самим собой.
Так она, например, не могла видеть, как бьют лошадь или собаку, и способна была заплакать при известии, что застрелился какой-нибудь молодой
человек, особенно если молодому
человеку благоразумно вздумалось застрелиться от любви, но… но сама любить кого-нибудь, кроме себя и денег… этого Юлия Азовцова не могла, не
умела и не желала.
— Своих отрях, учителишек,
умеете примечать, а
людей, которые всей вашей семье могут быть полезны, отталкиваете, — наступала она на Долинского.
— Чем?.. — Ненавистный
человек! Еще он спрашивает: чем?.. Только с нежностями своими противными
умеет лезть, а удержать жену от неосторожности — не его дело.
Кроме того, Дора, по воскресеньям и праздничным дням, учила этих девочек грамоте, счислению и рассказывала им, как
умела, о боге, о
людях, об истории и природе.
Только опытное, искушенное жизнью ухо
сумеет иногда подслушать в небрежно оброненном слове таких разговоров целую идею, целую цепь идей, толпящихся в голове
человека, обронившего это слово.
В романе этом не будет ни уездных учителей, открывающих дешевые библиотеки для безграмотного народа, ни мужей, выдающих субсидии любовникам своих сбежавших жен, ни гвоздевых постелей, на которых как-то
умеют спать образцовые
люди, ни самодуров-отцов, специально занимающихся угнетением гениальных детей.
— Не знаю. Я все боюсь чего-то. Я просто чувствую, что у меня впереди есть какое-то ужасное несчастье. Ах, мне не надо жить с
людьми! Мне не надо встречаться с ними! Это все, что как-нибудь улыбается мне, этого всего не будет. Я не
умею жить. Все это, что есть в мире хорошего, это все не для меня.
Талант развивается и крепнет, когда
человек сумеет сохранить в себе бодрость и силу на распутии четырех дорог, из которых с одной всегда должно быть видно кладбище.
Светский
человек умеет поставить себя в такое отношение с вами, как будто забывает о себе и делает все для вас, всем жертвует вам, не делая в самом деле и не жертвуя ничего, напротив, еще курит ваши же сигары, как барон мои.
Одни из этих
людей сумели воспользоваться городскими условиями и стали такие же, как и господа, и радовались своему положению; другие же стали в городе в еще худшие условия, чем в деревне, и были еще более жалки.
Неточные совпадения
Стародум. Надлежало образумиться. Не
умел я остеречься от первых движений раздраженного моего любочестия. Горячность не допустила меня тогда рассудить, что прямо любочестивый
человек ревнует к делам, а не к чинам; что чины нередко выпрашиваются, а истинное почтение необходимо заслуживается; что гораздо честнее быть без вины обойдену, нежели без заслуг пожаловану.
Г-жа Простакова. Без наук
люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не
умел грамоте, а
умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так сказать, с голоду. А! каково это?
Осматривание достопримечательностей, не говоря о том, что всё уже было видено, не имело для него, как для Русского и умного
человека, той необъяснимой значительности, которую
умеют приписывать этому делу Англичане.
— Да, славный, — ответил Левин, продолжая думать о предмете только что бывшего разговора. Ему казалось, что он, насколько
умел, ясно высказал свои мысли и чувства, а между тем оба они,
люди неглупые и искренние, в один голос сказали, что он утешается софизмами. Это смущало его.
Поэтому Вронский при встрече с Голенищевым дал ему тот холодный и гордый отпор, который он
умел давать
людям и смысл которого был таков: «вам может нравиться или не нравиться мой образ жизни, но мне это совершенно всё равно: вы должны уважать меня, если хотите меня знать».