Неточные совпадения
Это был
человек, который и тогда уже
умел «показать себя».
Отвернулись от него все, между прочим и все влиятельные знатные
люди, с которыми он особенно
умел во всю жизнь поддерживать связи, вследствие слухов об одном чрезвычайно низком и — что хуже всего в глазах «света» — скандальном поступке, будто бы совершенном им с лишком год назад в Германии, и даже о пощечине, полученной тогда же слишком гласно, именно от одного из князей Сокольских, и на которую он не ответил вызовом.
— Я потому, что сам редко
умею быть вежливым, хоть и хочу
уметь… А что ж, может, и лучше, что оскорбляют
люди: по крайней мере избавляют от несчастия любить их.
Мы, то есть прекрасные
люди, в противоположность народу, совсем не
умели тогда действовать в свою пользу: напротив, всегда себе пакостили сколько возможно, и я подозреваю, что это-то и считалось у нас тогда какой-то «высшей и нашей же пользой», разумеется в высшем смысле.
Но Стебельков не отставал, возвышал речь все больше и больше и хохотал все чаще и чаще; эти
люди слушать других не
умеют.
Хоть я бы и
сумел заставить его не смеяться, но все-таки это было странно от
человека такого сорта.
— Ваша жена… черт… Если я сидел и говорил теперь с вами, то единственно с целью разъяснить это гнусное дело, — с прежним гневом и нисколько не понижая голоса продолжал барон. — Довольно! — вскричал он яростно, — вы не только исключены из круга порядочных
людей, но вы — маньяк, настоящий помешанный маньяк, и так вас аттестовали! Вы снисхождения недостойны, и объявляю вам, что сегодня же насчет вас будут приняты меры и вас позовут в одно такое место, где вам
сумеют возвратить рассудок… и вывезут из города!
Чрезвычайное множество
людей не
умеют совсем смеяться.
Искренний и беззлобный смех — это веселость, а где в
людях в наш век веселость и
умеют ли
люди веселиться?
Я узнал потом, что этот доктор (вот тот самый молодой
человек, с которым я поссорился и который с самого прибытия Макара Ивановича лечил его) весьма внимательно относился к пациенту и — не
умею я только говорить их медицинским языком — предполагал в нем целое осложнение разных болезней.
Версилов как бы боялся за мои отношения к Макару Ивановичу, то есть не доверял ни моему уму, ни такту, а потому чрезвычайно был доволен потом, когда разглядел, что и я
умею иногда понять, как надо отнестись к
человеку совершенно иных понятий и воззрений, одним словом,
умею быть, когда надо, и уступчивым и широким.
Впрочем, скажу все: я даже до сих пор не
умею судить ее; чувства ее действительно мог видеть один только Бог, а
человек к тому же — такая сложная машина, что ничего не разберешь в иных случаях, и вдобавок к тому же, если этот
человек — женщина.
Он блаженно улыбнулся, хотя в улыбке его и отразилось как бы что-то страдальческое или, лучше сказать, что-то гуманное, высшее… не
умею я этого высказать; но высокоразвитые
люди, как мне кажется, не могут иметь торжественно и победоносно счастливых лиц. Не ответив мне, он снял портрет с колец обеими руками, приблизил к себе, поцеловал его, затем тихо повесил опять на стену.
— Зачем вы не
умеете притворяться? Зачем вы — такая простушка, зачем вы — не такая, как все… Ну как сказать
человеку, которого прогоняешь: «почти люблю вас»?
Неточные совпадения
Стародум. Надлежало образумиться. Не
умел я остеречься от первых движений раздраженного моего любочестия. Горячность не допустила меня тогда рассудить, что прямо любочестивый
человек ревнует к делам, а не к чинам; что чины нередко выпрашиваются, а истинное почтение необходимо заслуживается; что гораздо честнее быть без вины обойдену, нежели без заслуг пожаловану.
Г-жа Простакова. Без наук
люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не
умел грамоте, а
умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так сказать, с голоду. А! каково это?
Осматривание достопримечательностей, не говоря о том, что всё уже было видено, не имело для него, как для Русского и умного
человека, той необъяснимой значительности, которую
умеют приписывать этому делу Англичане.
— Да, славный, — ответил Левин, продолжая думать о предмете только что бывшего разговора. Ему казалось, что он, насколько
умел, ясно высказал свои мысли и чувства, а между тем оба они,
люди неглупые и искренние, в один голос сказали, что он утешается софизмами. Это смущало его.
Поэтому Вронский при встрече с Голенищевым дал ему тот холодный и гордый отпор, который он
умел давать
людям и смысл которого был таков: «вам может нравиться или не нравиться мой образ жизни, но мне это совершенно всё равно: вы должны уважать меня, если хотите меня знать».