Неточные совпадения
— А, видишь! Мы—чужие ему, да нам жаль его, а ей не жаль. Ну, что ж это за
женщина? Анна Михайловна
вздохнула.
— Нет, Анна Михайловна! На свете нет лучше
женщин, как наши русские, — сказал,
вздохнув, Журавка.
— Нет, вот, — сказала она
вздохнув, — вот графиню Нину, да ее гувернантку… Как она называлась: Eugenie или Eudoxie, этих
женщин стоит вспомнить и перед именами их поклониться.
Старушки помолчали, поносились в сфере давно минувшего; потихоньку
вздохнули и опять взошли в свое седое настоящее. Сам Ларошфуко, так хорошо знавший, о чем сожалеют под старость
женщины, не совсем бы верно разгадал эти два тихие, сдержанные вздоха, со всею бешеною силой молодости вырвавшиеся из родившей их отцветшей, старушечьей груди.
Затем произошло нечто, чего, за несколько минут пред этим, Самгин не думал и чего не желал. Полежав некоторое время молча, с закрытыми глазами,
женщина вздохнула и проговорила вполголоса, чуть-чуть приоткрыв глаза:
Неточные совпадения
— Я тебе говорю, чтò я думаю, — сказал Степан Аркадьич улыбаясь. — Но я тебе больше скажу: моя жена — удивительнейшая
женщина…. — Степан Аркадьич
вздохнул, вспомнив о своих отношениях с женою, и, помолчав с минуту, продолжал: — У нее есть дар предвидения. Она насквозь видит людей; но этого мало, — она знает, чтò будет, особенно по части браков. Она, например, предсказала, что Шаховская выйдет за Брентельна. Никто этому верить не хотел, а так вышло. И она — на твоей стороне.
— Это ужасно! — сказал Степан Аркадьич, тяжело
вздохнув. — Я бы одно сделал, Алексей Александрович. Умоляю тебя, сделай это! — сказал он. — Дело еще не начато, как я понял. Прежде чем ты начнешь дело, повидайся с моею женой, поговори с ней. Она любит Анну как сестру, любит тебя, и она удивительная
женщина. Ради Бога поговори с ней! Сделай мне эту дружбу, я умоляю тебя!
Женщина, успокоенно
вздохнув, улыбнулась:
Маленький пианист в чесунчовой разлетайке был похож на нетопыря и молчал, точно глухой, покачивая в такт словам
женщин унылым носом своим. Самгин благосклонно пожал его горячую руку, было так хорошо видеть, что этот человек с лицом, неискусно вырезанным из желтой кости, совершенно не достоин красивой
женщины, сидевшей рядом с ним. Когда Спивак и мать обменялись десятком любезных фраз, Елизавета Львовна,
вздохнув, сказала:
— Лежит, что-то шепчет… Ночь-то какая прекрасная, —
вздохнув, сказала она Самгину. Те двое ушли, а
женщина, пристально посмотрев в лицо его, шепотом выговорила: