Цитаты со словом «княгиня»
Анна Михайловна и Дорушка, как мы уже знаем из собственных слов последней, принадлежали к одному гербу: первая была дочерью кучера
княгини Сурской, а вторая, родившаяся пять лет спустя после смерти отца своей сестры, могла считать себя безошибочно только дитем своей матери.
Княгиня Ирина Васильевна Сурская, о которой необходимо вспоминать, рассказывая эту историю, была барыня старого покроя.
Совершилась пышная свадьба, к которой Ирину Васильевну, как просвещенную девицу, не нужно было нимало склонять, ни приневоливать; стала княжна Ирина Васильевна называться
княгинею Сурскою, а князь Сурский немножко еще выше приподнял свое беломраморное чело и отращивал розовые ногти на своих длинных тонких пальцах.
Здесь, в стороне от всякого шума, вдали от далекого, упоительного света, очутилась
княгиня Ирина Васильевна с перспективой здесь же протянуть долгие-долгие годы.
Широкие и смелые замыслы и планы князя рухнули; рамки его сузились до мелкой придирчивости, до тирании, от которой в доме страдали все, начиная от маленького поваренка на кухне до самой молодой
княгини, в ее образной и опочивальне.
Молодая
княгиня не находилась, как ей вести себя в ее печальном положении и какой методы держаться со своим грозным и неприступным мужем.
Через полгода после переезда их в деревню
княгиня Ирина Васильевна родила сына, которого назвали в честь деда Лукою.
Княгиня совершенно потерялась.
Среди такого ужаса
княгиня не выдержала и вошла к мужу.
Возле
княгини, тут же на пороге, стоял отворивший ей дверь, весь бледный от страха, любимый доезжачий князя, восемнадцатилетний мальчик Михайлушка, которого местная хроника шепотом называла хотя незаконным, но тем не менее, несомненно, родным сыном князя.
Княгиня не успела договорить своей тихой речи, как тяжелая малахитовая щетка взвилась со стола, у которого стоял князь, и молодой Михайлушка, зорко следивший за движениями своего грозного владыки, тяжело грохнулся к ногам княгини, защитив ее собственным телом от направленного в ее голову смертельного удара.
Княгиня спросила через порог воды и пошла со стаканом к мужу.
Ни в чем не повинная
княгиня Ирина Васильевна осталась в имении, которое должны были наследовать ее сын и падчерица.
Михайлушку, которого молодая, хотя и весьма нежная натура вынесла жестокий удар, назначавшийся
княгине, она считала своим спасителем и пристрастилась к нему всею душою.
Михайлушка на всю жизнь остался немножко глухим, и эта глухота постоянно не позволяла
княгине забывать об оказанной ей этим человеком услуге.
Михайлушка сделался избраннейшим любимцем и factotum [Доверенное лицо (лат)] стареющейся в одиночестве
княгини.
С ним
княгиня ездила спокойно, с ним она отправляла на своих лошадях в Москву в гимназию подросшего князя Луку Аггеича, с ним, наконец, отправила в Петербург к мужниной сестре подросшую падчерицу и вообще была твердо уверена, что где только есть ее Михайлинька, оттуда далеки все опасности и невзгоды.
Грязные языки, развязавшиеся после смерти страшного князя и не знавшие истории малахитовой щетки, сочиняли насчет привязанности
княгини к Михайлушке разные небывалые вещи и не хотели просто понять ее слепой привязанности к этому человеку, спасшему некогда ее жизнь и ныне платившему ей за ее доверие самою страстною, рабской преданностью.
Когда Михайлиньке минуло двадцать шесть лет,
княгиня вздумала женить своего фаворита и, не откладывая этого дела в дальний ящик, обвенчала его с писаной красавицей, сенной девушкой Феней.
Пять лет у молодого супружества не было детей, а потом явилась дочь Аннушка, и вслед за тем Михайлинька умер от простуды, поручив свою дочь и жену заботам и милостям совершенно состарившейся
княгини.
Княгиня старалась как можно добросовестнее выполнить предсмертную просьбу своего любимца.
Вдова его получала удобную квартиру и полное содержание, а маленькая Аня со второго же года была совсем взята в барский дом, и не только жила с
княгинею, но даже и спала с нею в одной комнате.
Княгине жалко было и деревни, но все-таки она не захотела расстаться с сыном, и все семейство тронулось за границу.
Аню
княгиня, к крайнему прискорбию ее матери, тоже увезла с собою.
Через два года
княгиню посетило новое горе: ее сын с невесткой умерли друг за другом в течение одной недели, и осиротелая, древняя старушка снова осталась и воспитательницей и главной опекуншею малолетнего внука.
Княгиня Ирина Васильевна в это время уже была очень стара; лета и горе брали свое, и воспитание внука ей было вовсе не по силам. Однако делать было нечего. Точно так же, как она некогда неподвижно оселась в деревне, теперь она засела в Париже и вовсе не помышляла о возвращении в Россию. Одна мысль о каких бы то ни было сборах заставляла ее трястись и пугаться. «Пусть доживу мой век, как живется», — говорила она и страшно не любила людей, которые напоминали ей о каких бы то ни было переменах в ее жизни.
Дети росли,
княгиня старилась и стала быстро подаваться к гробу.
Старая
княгиня не могла иметь сильного влияния на всестороннее развитие девушки.
Анна Михайловна сама додумалась, что положение ее в доме
княгини фальшивое, что ей нужно самой обставить себя совсем иначе и что на заботы княгини во всем полагаться нельзя.
С тех пор, как ее маленьким дитятей вывезли за границу, раз в год, когда
княгиня получала из имения бумаги, прочитывая управительские отчеты, она обыкновенно говорила: «Твоя мать, Аня, здорова», и тем ограничивались сведения Ани о ее матери.
Когда девочке было шесть лет,
княгиня, читая вновь полученный ею отчет, сказала: «Твоя мать, Аня, здорова, и…», и на этом и княгиня поперхнулась.
— Маленькая? — спрашивала она у
княгини.
— Очень, мой друг, маленькая, и зовут ее Дорушкой, — отвечала
княгиня.
Ночью сквозь сон ей слышалось, что
княгиня как будто дурно говорила о ее матери с своею старой горничной; будто упрекала ее в чем-то против Михайлиньки, сердилась и обещала немедленно велеть рассчитать молодого, белокурого швейцарца Траппа, управлявшего в селе заведенной князем ковровой фабрикой.
Через год еще—
княгиня сказала...
— А сестрица моя? — спрашивала она
княгиню.
— Я велю, дружочек, твою сестрицу прибрать; велю, чтоб ей хорошо было, — успокаивала
княгиня.
Между сестрами завязалась живая переписка: Аня заочно пристрастилась к Дорушке; та ей взаимно, из своей степной глуши, платила самой горячей любовью. Преобладающим стремлением девочек стало страстное желание увидаться друг с другом.
Княгиня и слышать не хотела о том, чтобы отпустить шестнадцатилетнюю Аню из Парижа в какую-то глухую степную деревню.
Анна Михайловна, не видавшая ни одного мужчины, кроме своих учителей и двух или трех старых роялистских генералов, изредка навещавших
княгиню, со всею теплотою и детскою доверчивостью своей натуры привязывалась к князю Кирилле Лукичу.
Ане всегда очень нравилось внимание князя; ей с ним было веселее и как-то лучше, приятнее, чем со старушкой
княгиней и ее французскими роялистскими генералами или с дьячком русской посольской церкви.
Молодые люди вместе гуляли, катались, ездили за город;
княгиня все это находила весьма приличным и естественным, но ей показалось совершенно неестественным, когда Аня, сидя один раз за чаем, вдруг тихо вскрикнула, побледнела и откинулась на спинку кресла.
Анна Михайловна не умела скрыть от
княгини своей беременности.
Княгиня, впрочем, ни в чем не упрекала Анну Михайловну и только страшно сердилась на своего внука.
Прошло два месяца; Анна Михайловна оправилась, а
княгиня заболела и умерла.
Анна Михайловна просила князя только наведываться по временам о ребенке, пока его можно будет перевезти в Россию, и тотчас после похорон старой
княгини уехала в давно оставленное отечество.
Это была
княгиня Стугина, бывшая помещица, вдова, некогда звезда восточная, ныне бог знает что такое—особа, всем недовольная и все осуждающая.
Обиженная недостатком внимания от молодой петербургской знати,
княгиня уехала в Ниццу и живет здесь четвертый год, браня зауряд все русское и все заграничное.
— А они, я слышала, совсем не находят и в этом никакой надобности, — опять спокойно отвечала
княгиня.
— Кнутьями более никого, славу богу, не порют, — подсказала старая
княгиня.
— У него она, кажется, в детстве вся носом вытекла, — сказала
княгиня, не то с неуважением к рюриковской крови, не то с легкой иронией над сыном.
Цитаты из русской классики со словом «княгиня»
Те же и Xлёстова, София, Молчалин, Платон Михайлович, Наталья Дмитриевна, Графиня внучка,
Княгиня с дочерьми, Загорецкий, Скалозуб, потом Фамусов и многие другие.
Теперича, значит, дело наше сужено, ряжено: к молодому нашему князю пожалуйте молодую
княгиню, к большому барину большого барина, к меньшому барину меньшого, к тысяцкому тысяцкого, а ко мне, дураку-дружке, такого же дурака-дружку».
— На Кисловке, батюшка, на Кисловке, в княжеском доме ее сиятельства
княгини Урусовой, — отвечала Алена, заметно важничая.
Сквозь толпу приближалась к гостиной
княгиня Лиговская и за нею князь Степан Степ<анович>.
Графиня Мамелфина,
княгиня Букиазба, маркиза де Сангло, генеральша Белокурова наперебой переманивали его друг у друга для воспитания детей.
Ассоциации к слову «княгиня»
Синонимы к слову «княгиня»
Предложения со словом «княгиня»
- Под впечатлением этой мысли великая княгиня сказала во время обеда по-русски своему камердинеру, чтобы маленькую принцессу не приводили, по обыкновению, к концу обеда.
- Старая княгиня внимательно наблюдала за тем, как развиваются события.
- Однако молодая княгиня стала участницей заговора против него одной из придворных клик.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «княгиня»
Дополнительно