Неточные совпадения
Я тоже ведь говорю с людьми-то, и вряд
ли так уж очень отстала,
что и судить не имею права.
— Кто ж это вам сказал,
что здесь ничего не делают? Не угодно
ли присмотреться самой-то тебе поближе. Может быть, здесь еще более работают,
чем где-нибудь. У нас каждая почти одним своим трудом живет.
—
Что в сене-то нет! Мало
ли их!
Даже на подпись-то цензурную не раз глянешь, думаешь: «Господи! уж не так
ли махнули,
чего доброго?» — А вам это все ничего, даже мало кажется.
— Я не знаю, вздумалось
ли бы мне пошалить таким образом, а если бы вздумалось, то я поехала бы. Мне кажется, — добавила Женни, —
что мой отец не придал бы этому никакого серьезного значения, и поэтому я нимало не охуждала бы себя за шалость, которую позволила себе Лиза.
— Ну, да. Я об этом не говорю теперь, а ведь жив человек живое и думает. Мало
ли чем Господь может посетить: тогда копеечка-то и понадобится.
Мало
ли что им в ней примерещится.
— Сердишься! ну, значит, ты неправ. А ты не сердись-ка, ты дай вот я с тебя показание сниму и сейчас докажу тебе,
что ты неправ. Хочешь
ли и можешь
ли отвечать?
Едва
ли нужно доказывать,
что до известной степени можно допустить справедливость этого замечания.
Справедливость заставляет сказать,
что едва
ли не ранее прочих и не сильнее прочих в это новое выделение вошли молодые учители, уездные и домашние; за ними несколько позже и несколько слабее — чиновники, затем, еще моментом позже, зато с неудержимым стремлением сюда ринулись семинаристы.
— Хорошо
ли это, однако,
что она так долго спит? — спросила, наконец, шепотом Женни.
— Ну как не надо! Очень надобность большая, — к спеху ведь. Не все еще переглодала. Еще поищи по углам; не завалилась
ли еще где какая… Ни дать ни взять фараонская мышь, —
что ни попадет — все сгложет.
— Ты того, Петруха… ты не этого… не падай духом. Все, брат, надо переносить. У нас в полку тоже это случилось. У нас раз этого ротмистра разжаловали в солдаты. Разжаловали, пять лет был в солдатах, а потом отличился и опять пошел: теперь полицеймейстером служит на Волге; женился на немке и два дома собственные купил. Ты не огорчайся: мало
ли что в молодости бывает!
— Ты подумай, сестра, нельзя
ли чего попробовать.
— Это он тебе не про революцию
ли про свою нагородыв? Слухай его! Ему только и дела,
что побрехеньки свои распускать. Знаю я сию революцию-то с московьскими панычами: пугу покажи им, так геть, геть — наче зайцы драпнут. Ты, можэ, чому и справди повирив? Плюнь да перекрестысь. Се мара. Нехай воны на сели дурят, где люди прусты, а мы бачимо на
чем свинья хвост носит. Это, можэ, у вас там на провинцыи так зараз и виру дают…
«Отец! правда
ли,
что тот лес заколдован и из его листьев сочится кровь?» — спрашивает ребенок.
— Да мало
ли что в Москве могут уважать! — произнес он, засмеявшись и хракнув носом.
— Да как же не верить-то-с? Шестой десяток с нею живу, как не верить? Жена не верит, а сам я, люди, прислуга, крестьяне, когда я бываю в деревне: все из моей аптечки пользуются. Вот вы не знаете
ли, где хорошей оспы на лето достать? Не понимаю,
что это значит! В прошлом году пятьдесят стеклышек взял, как ехал. Вы сами посудите, пятьдесят стеклышек — ведь это не безделица, а царапал, царапал все лето, ни у одного ребенка не принялась.
— Извините, сударыня: у меня много дела. Я вам сказал,
что людей, которых ни в
чем не обвиняют, нельзя сажать под арест. Это, наконец, запрещено законом, а я вне закона не вправе поступать. Вперед мало
ли кто
что может сделать: не посажать же под арест всех. Повторяю вам, это запрещено законом.
— Зачем же вы, господа, раскольников-то путаете? — начал Стрепетов. — Ну, помилуйте, скажите: есть
ли тут смысл? Ну
что общего, например скажем, хоть с этими вашими сойгами у русского человека?
Маркиза один раз осведомилась у Лизы, знает
ли она madame Розанову, но Лиза коротко отвечала,
что не знает.
Розанов перестал возражать; но ему это было неприятно, ему казалось,
что начнутся разные знакомства, один по одному найдет народу, из сообщества которого едва
ли выйдет что-нибудь хорошее, а Лизе это не обойдется без больших неприятностей от родства и свойства.
А вот не угодно
ли вам спросить поляка Незабитовского,
что они думают о нашем либерализме?
— Почем знать. Не думаете
ли вы,
что я согласна с вами, потому
что я с вами с некоторого времени не спорю.
— Не думаете
ли вы,
что мы вашего общества побоимся.
— Но я, милостивая государыня, наконец, ваша мать! — вскрикнула со стула Ольга Сергеевна. — Понимаете
ли вы с вашими науками,
что значит слово мать: мать отвечает за дочь перед обществом.
— Ну, не правда
ли! — подхватила Бертольди. — Ведь это все лицемерие, пошлость и ничего более. Ступина говорит,
что это пустяки,
что это так принято: тем-то и гадко,
что принято. Они подают бурнусы, поднимают с полу носовые платки, а на каждом шагу, в серьезном деле, подставляют женщине ногу; не дают ей хода и свободы.
— Это показывает,
что у каждого из нас, кроме гостей, известных нашему союзу, могут быть свои, особые, прежние знакомые, и эти знакомые, чуждые по своему направлению стремлениям нашей ассоциации, могут нас посещать: не здесь, — не так
ли? — Рождается отсюда вопрос: как мы должны вести себя в отношении к таким гостям?
Лиза сказала о Вязмитинове,
что он стал неисправимым чиновником, а он отозвался о ней жене как о какой-то беспардонной либералке, которая непременно хочет переделать весь свет на какой-то свой особенный лад, о котором и сама она едва
ли имеет какое-нибудь определенное понятие.
В течение этих двух месяцев каждый день разбирались вопросы: можно
ли брать за работу дороже,
чем она стоит, хотя бы это и предлагали?
— В том-то и дело,
что никаких расходов не нужно: мы такие картины составим. Например, торг невольницами; пир диких; похищение сабинянок… Да мало
ли можно придумать таких картин, где не нужно никаких расходов?
— Нет, я так думал,
что лакея им не требуется
ли.
Скажет
ли кто-нибудь,
что ему скучно, Белоярцев сейчас замечает: «Отчего же мне не скучно?» У кого-нибудь живот заболит, — Белоярцев сейчас поучает: «Да, да, болит! вот теперь и болит.
Примите мой совет: успокойтесь; будьте русскою женщиною и посмотрите, не верно
ли то,
что стране вашей нужны прежде всего хорошие матери, без которых трудно ждать хороших людей».
— Красин, перестали
ли вы думать,
что я шпион? — спросил ex abrupto [Напрямик (лат.).] Райнер.
— А за то,
что нынче девки не в моде. Право, посмотришь, свет-то навыворот пошел. Бывало, в домах
ли где, в собраниях
ли каких, видишь, все-то кавалеры с девушками, с барышнями, а барышни с кавалерами, и таково-то славно, таково-то весело и пристойно. Парка парку себе отыскивает. А нынче уж нет! Все пошло как-то таранты на вон. Все мужчины, как идолы какие оглашенные, все только около замужних женщин так и вертятся, так и кривляются, как пауки; а те тоже чи-чи-чи! да га-га-га! Сами на шею и вешаются.
— Помилуйте, да мало
ли чего на свете не бывает, нельзя же все так прямо и рассказывать. Журнал читается в семействах, где есть и женщины, и девушки, нельзя же нимало не щадить их стыдливости.
— «Ты ж, говорю, сам крайний и пишешь в этом роде!» — «А черт их, говорит, возьми: мало
ли что мы пишем!
— Комик! комик! — остановил его Розанов. — Ну, а мало
ли,
что мы с тобой говорим?
Что ж мы-то с тобой за люди?