Неточные совпадения
— И, матушка, все
лучше болота,
что у нас-то в городе, — проговорила няня.
— Да ее покойница-мать.
Что это за ангел во плоти был! Вот уж именно хорошее-то и Богу нужно.
А только мне даже
лучше было,
что меня ругала маменька.
—
Чем посылать, так
лучше ж самим ехать, — опять процедил Гловацкий.
— И не говори
лучше! Черт их знал,
что они и этого не сумеют.
— А
что этот учитель,
лучше ему?
— Да
лучше, но он все ждет доктора. Впрочем, папа говорил,
что у него сильный ушиб и простуда, а больше ничего.
— Нет, милая, не могу, и не говори
лучше. — А вы
что читаете в училище? — спросила она Вязмитинова.
— Помада! Он того мнения,
что я все на свете знаю и все могу сделать. Вы ему не верьте, когда дело касается меня, — я его сердечная слабость. Позвольте мне
лучше осведомиться, в каком он положении?
— Она ведь пять лет думать будет, прежде
чем скажет, — шутливо перебила Лиза, — а я вот вам сразу отвечу,
что каждый из них
лучше,
чем все те, которые в эти дни приезжали к нам и с которыми меня знакомили.
—
Чего ж ты сердишься, Лиза? Я ведь не виновата,
что у меня такая натура. Я ледышка, как вы называли меня в институте, ну и
что ж мне делать,
что я такая ледышка. Может быть, это и
лучше.
— Да, пожалуйста, и Лизе скажи,
что это я ей посылаю. Пусть на здоровье читает.
Лучше,
чем стонать-то да с гусарами брындахлыстничать.
— Оставь уж
лучше,
чем ругаться, — заметил, обидясь, Помада.
—
Что ж! может быть, и
лучше будет.
Знаков препинания на этой вывеске не было, и местные зоилы находили,
что так оно выходит гораздо
лучше.
И так счастливо, так преданно и так честно глядел Помада на Лизу, высказав свою просьбу заслонить ее больные глаза своими,
что никто не улыбнулся. Все только случайно взглянули на него, совсем с
хорошими чувствами, и лишь одна Лиза вовсе на него не взглянула, а небрежно проронила...
— Я тебе, Лиза, привез Марину. Тебе с нею будет
лучше… Книги твои тоже привез… и есть тебе какая-то записочка от тетки Агнесы. Куда это я ее сунул?.. Не знаю,
что она тебе там пишет.
— Да, считаю, Лизавета Егоровна, и уверен,
что это на самом деле. Я не могу ничего сделать
хорошего: сил нет. Я ведь с детства в каком-то разладе с жизнью. Мать при мне отца поедом ела за то,
что тот не умел низко кланяться; молодость моя прошла у моего дяди, такого нравственного развратителя,
что и нет ему подобного. Еще тогда все мои чистые порывы повытоптали. Попробовал полюбить всем сердцем… совсем черт знает
что вышло. Вся смелость меня оставила.
— На мужа, батюшка, барину жалобу произносила.
Что же
хорошей даме и делать, как не на мужа жаловаться? — отвечала старуха.
— Ах боже мой!
Что ты это, на смех,
что ли, Женни? Я тебе говорю, чтоб был
хороший обед,
что ревизор у нас будет обедать, а ты толкуешь,
что не готов обед. Эх, право!
Кто-то распустил слух,
что эта косица вовсе не имеет своего начала на голове Саренки, но
что у него есть очень
хороший, густой хвост, который педагог укладывает кверху вдоль своей спины и конец его выпускает под воротник и расстилает по черепу.
— Так ступайте же, и
чем скорее, тем
лучше.
— Старым людям всегда представляется,
что в их время все было как-то умнее и
лучше.
— И не кажи
лучше. Сказываю тебе: живу, як горох при дорози: кто йда, то и скубне. Э! Бодай она неладна була, ся жисть проклятая, як о ней думать. От пожалел еще господь,
что жену дал добрую; а то бы просто хоть повеситься.
Утром, только
что Розанов проснется, а иногда еще прежде,
чем он проснется, к нему является его новый товарищ, молодой ординатор Лобачевский, необыкновенно трудящийся, симпатичный, светлый человек и
хороший медик.
— Да как же не верить-то-с? Шестой десяток с нею живу, как не верить? Жена не верит, а сам я, люди, прислуга, крестьяне, когда я бываю в деревне: все из моей аптечки пользуются. Вот вы не знаете ли, где
хорошей оспы на лето достать? Не понимаю,
что это значит! В прошлом году пятьдесят стеклышек взял, как ехал. Вы сами посудите, пятьдесят стеклышек — ведь это не безделица, а царапал, царапал все лето, ни у одного ребенка не принялась.
В его фигуре и лице было что-то весьма сложное, так сказать, немецко-вахмистровски-полицейско-гусарское. Видно было, однако,
что он умен, ловок, не разборчив на средства и с известной стороны
хороший знаток человеческого сердца.
— Ну уж пусть ведут, а сам я не пойду.
Лучше вот
что, — начал он, —
лучше слетайте вы, милый Персиянцев…
Единственным отдыхом ему была беседа с Лобачевским, который оставался с Розановым в прежних, неизменно
хороших, не то
что приятельских, а товарищеских отношениях.
«Ну
что ж, — думал он, — ну я здесь, а они там;
что ж тут прочного и
хорошего. Конечно, все это
лучше,
чем быть вместе и жить черт знает как, а все же и так мало проку. Все другом пустота какая-то… несносная пустота. Ничего, таки решительно ничего впереди, кроме труда, труда и труда из-за одного насущного хлеба. Ребенок?.. Да бог его знает,
что и из него выйдет при такой обстановке», — думал доктор, засыпая.
Розанов хотел было поудержать жену от этого перехода, но квартира действительно была и
лучше и дешевле. Ольга Александровна с видом крайней покорности сообщила маркизе,
что муж ее не хочет брать этой квартиры, пошли толки, и Розанов уступил.
Розанов перестал возражать; но ему это было неприятно, ему казалось,
что начнутся разные знакомства, один по одному найдет народу, из сообщества которого едва ли выйдет что-нибудь
хорошее, а Лизе это не обойдется без больших неприятностей от родства и свойства.
Он сделал это потому,
что Лиза сказала,
что ей с ним
лучше.
— То есть
что же, я негодяй какой или предатель, враг чего-нибудь
хорошего?
— А
что ж? Съездите.
Лучше уж вам в Петербурге чего-нибудь искать. Будем там видаться.
Розанов, выехав из Москвы, сверх всякого ожидания был в таком
хорошем расположении духа всю дорогу до Петербурга,
что этого расположения из него не выколотил даже переезд от Московского вокзала до Калинкина моста, где жил Лобачевский.
Однако, несмотря на первую уступчивость Лизы, трудно было надеяться,
что в семье Бахаревых удержится хоть какой-нибудь худой мир, который был бы
лучше доброй ссоры. Так и вышло.
Вообще он всегда был несравненно
лучше,
чем сегодня.
Толстенькие, крепкие лошадки с тщательно переваленными гривками и ловко подвязанными куколкою хвостами,
хорошая упряжь и
хороший кожаный армяк кучера давали чувствовать,
что это собственные, хозяйские лошадки, а спокойное внимание, с которым седок глядел через пристяжную вперед и предостерегал кучера при объездах затопленных камней и водомоин, в одно и то же время позволяли догадываться,
что этот седок есть сам владелец шведок и экипажа и
что ему, как пять пальцев собственной руки, знакомы подводные камни и бездонные пучины этого угла Петербургской стороны.
— Ох, так… и не говори
лучше…
что наша только за жизнь, — одурь возьмет в этой жизни.
— Дело в том-с, Дмитрий Петрович,
что какая же польза от этого материнского сиденья? По-моему, в тысячу раз
лучше, если над этим ребенком сядет не мать с своею сантиментальною нежностью, а простая, опытная сиделка, умеющая ходить за больными.
— Ну, слава богу,
что собралось вместе столько
хороших людей, — отвечал, удерживаясь от улыбки, Розанов, — но ведь это один дом.
— Господа! не браните меня, пожалуйста: я ведь одичала, отвыкла от вас. Садитесь
лучше, дайте мне посмотреть на вас. Ну,
что ты теперь, Полина?
— Таким образом сам я разрушил мною самим созданные предположения и планы и пришел к тому заключению,
что время и одно только время сделает все,
что нужно, и притом гораздо
лучше того, как мы думаем.
Все это, разумеется, может случиться только тогда, когда мы всецело решимся довериться тем истинам, которые выработаны частию людьми нашего взгляда за границею, а частию нами самими. Будем
лучше руководиться тем,
что выработает время, то есть самая жизнь, нежели своим личным, минутным и, следовательно, не беспристрастным мнением».
—
Что же, это тем
лучше, — настаивал Белоярцев.
— Вам только надобно бы посмотреть на народ в его собственной исключительной обстановке, — твердил он Ступиной, — и вы бы, я уверен, могли писать очень
хорошие рассказы, сцены и очерки. Посмотрите, какая гадость печатается в журналах: срам! Я нимало не сомневаюсь,
что вы с первого же шага стали бы выше всех их.
— Да-с, да ведь
лучше одному человеку пропадать,
чем рисковать делом, важным для всего человечества, — отвечал Белоярцев.
Примите мой совет: успокойтесь; будьте русскою женщиною и посмотрите, не верно ли то,
что стране вашей нужны прежде всего
хорошие матери, без которых трудно ждать
хороших людей».
— Пусть погибнет, и
чем скорее, тем
лучше.