Неточные совпадения
Ну я
уж была на возрасте, шестнадцатый годок мне
шел; матери не было, братец в лакейской должности где-то в Петербурге, у важного лица, говорят, служит, только отцу они не помогали.
Ну, а тут, так через улицу от нас, купцы жили, — тоже недавно они в силу
пошли, из мещан, а только
уж богатые были; всем торговали: солью, хлебом, железом, всяким, всяким товаром.
— Что, мол, пожар, что ли?» В окно так-то смотрим, а он глядел, глядел на нас, да разом как крикнет: «Хозяин, говорит, Естифей Ефимыч потонули!» — «Как потонул? где?» — «К городничему, говорит, за реку чего-то
пошли, сказали, что коли Федосья Ивановна, — это я-то, — придет, чтоб его в чуланчике подождали, а тут, слышим, кричат на берегу: „Обломился, обломился, потонул!“ Побегли — ничего
уж не видно, только дыра во льду и водой сравнялась, а приступить нельзя, весь лед иструх».
— Ничего, ничего, — отвечал Гловацкий, — все
уж прошло; дети умываться
пошли. Все прошло.
Право, я вот теперь смотритель, и,
слава богу, двадцать пятый год, и пенсийка
уж недалеко: всяких людей видал, и всяких терпел, и со всеми сживался, ни одного учителя во всю службу не представил ни к перемещению, ни к отставке, а воображаю себе, будь у меня в числе наставников твой брат, непременно должен бы искать случая от него освободиться.
— Я хотел было за тобою ночью
посылать, да так
уж… Как таки можно?
— Нет, я не
пойду, Лиза, именно с тобою и не
пойду, потому что здоровья мы ему с собою не принесем, а тебе
уж так достанется, что и места не найдешь.
Зина с Соней какие-то нылы ноющие, — кто
уж их там определит: и в короб не лезут, и из короба не
идут.
— Что врать! Сам сто раз сознавался, то в Катеньку, то в Машеньку, то в Сашеньку, а
уж вечно врезавшись… То есть ведь такой козел сладострастный, что и вообразить невозможно. Вспыхнет как порох от каждого женского платья, и
пошел идеализировать. А корень всех этих привязанностей совсем сидит не в уважении.
— Ну, брат, если одного только требуешь, так
уж по этому холоду далеко не
пойду отыскивать.
— Ну, и прекрасно, и птичницу сюда на минутку
пошлите, а мы сейчас переведем Лизавету Егоровну. Только чтоб она вас здесь не застала: она ведь, знаете, такая… деликатная, — рассказывал доктор,
уже сходя с конторского крылечка.
«Да ему
уж помочь нельзя», — думала она и
шла к Пелагее заправлять соус, который особенно любил Петр Лукич, всегда возвращающийся мучеником из своей смотрительской камеры.
Дьяконицыны знакомые даже находили, что ей
уж, кто ее знает за что, в этом учителе счастье такое Создатель
посылает.
— Женни! Женни! — кричал снова вернувшийся с крыльца смотритель. —
Пошли кого-нибудь… да и послать-то некого… Ну, сама сходи скорее к Никону Родивонычу в лавку, возьми вина… разного вина и получше: каркавелло, хересу, кагору бутылочки две и того… полушампанского… Или, черт знает
уж, возьми шампанского. Да сыру, сыру, пожалуйста, возьми. Они сыр любят. Возьми швейцарского, а не голландского, хорошего, поноздреватее который бери, да чтобы слезы в ноздрях-то были. С слезой, непременно с слезой.
— Он рыбу
пошел удить, я его встретил, — проговорил Помада.
Это был ревизор, статский советник Апостол Асигкритович Сафьянос. За ним
шел сам хозяин, потом Вязмитинов, потом дьякон Александровский в новой рясе с необъятными рукавами и потом
уже сзади всех учитель Саренко.
Зарницын вынул листок почтовой бумаги и показал несколько строчек, в которых было сказано: «У нас
уж на фабриках и в казармах везде поют эту песню.
Посылаю вам ее сто экземпляров и сто программ адреса. Распространяйте, и т. д.».
— Помилуйте, там
уж аресты
идут. Неделю назад, говорят, двадцать человек в одну ночь арестовали.
— Вон, Персиянцев, людей
уж арестовывают десятками: видно,
идет дело.
— Всем бы вот, всем благодарю моего господа, да вот эта страсть мучит все. Просто, не поверите, покоя себе даже во сне не могу найти. Все мне кажется, как эта гулька к сердцу будто
идет. Я вот теперь
уж бальзам такой достала, — дорогой бальзам, сейчас покажу вам.
— Не все понимаем, — сказала хозяйка. — Это из Белой Криницы иноки, что по поповщине, принесли. Помогать, точно, во всем помогает, а не понимаем. Тови-то, это мы поняли; должно, что поняли; а стомаха,
уж все спор
идет. Что такое это стомаха?
—
Уж вреда не выйдет, а у меня из двадцати хотя пять, хоть две найдутся способные
идти далее. Терпение
уж необходимое.
На этих собраниях бывали: Розанов, Арапов, Райнер, Слободзиньский, Рациборский и многие другие. Теперь маркиза
уже не начинала разговора с «il est mort» или «толпа
идет, и он
идет». Она теперь говорила преимущественно о жандармах, постоянно окружающих ее дом.
— Но
уж нет, извините меня, Фалилей Трифонович! — начала она с декламацией. — Вас пусть
посылают куда угодно, а
уж себя с сыном я спасу. Нет, извините. Сами можете отправляться куда вам угодно, а я нет. Извините…
— Да вы знаете,
уж если на то
пошло, то Розанов с Райнером сегодня осуждены нами, — произнес торжественно Арапов.
— Да
уж не отсидишься. А по-моему,
иди лучше сам.
— Ну
уж пусть ведут, а сам я не
пойду. Лучше вот что, — начал он, — лучше слетайте вы, милый Персиянцев…
Неделя
шла за неделей, и
уже приближались рождественские праздники, а Розанов не делал ни шагу за ворота больницы.
— Ну
уж, мать, был киятер. Были мы в Суконных банях. Вспарились, сели в передбанник, да и говорим: «Как его солдаты-то из ружьев расстригнули, а он под землю». Странница одна и говорит: «Он, говорит, опять по земле ходит». — «Как, говорим, по земле ходит?» — «Ходит», говорит. А тут бабочка одна в баню
пошла, да как, мать моя, выскочит оттуда, да как гаркнет без ума без разума: «Мужик в бане». Глянули, неправда он. Так и стоит так, то есть так и стоит.
— Может быть, кто-нибудь и
пойдет, а
уж вы не
пойдете, за это я вам ручаюсь. Ну кто, господа, в повстанье? записывайте, Незабитовский.
— Да, мы с вами
уж такая дрянь, что и нет хуже. Говорить даже гадко: и в короб не лезем, и из короба не
идем; дрянь, дрянь, ужасная дрянь.
С Лизою Розанов в последний раз вовсе не видался. Они
уж очень разбились, да к тому же и там
шла своя семейная драма, пятый акт которой читатель увидит в следующей главе.
— Да мы, бывало, как
идет покойница-мать… бывало, духу ее боимся: невестою
уж была, а материнского слова трепетала; а нынче… вон хоть ваш Серж наделал…
— Да с нею я. Вот
уж два года, как я здесь с нею. Господи, твоя воля! Вот радость-то бог
послал. Я
уж про тебя спрашивала, спрашивала, да и спрашивать перестала.
— Да, он
пойдет. Они
уж около месяца здесь и тоже устраиваются. — Мы очень часто видимся, — добавил, помолчав, Розанов.
Дела Дома
шли по-старому, то есть у большинства домашних граждан не было никакой работы, и готовые деньги проживались с невозмутимым спокойствием, но зато спокойствие это было
уж истинно невозмутимое.
Потом Белоярцев
пойдет поспать, в сумерки встанет, съест у себя в комнате втихомолочку вареньица или миндальных орешков и выходит в том же архалучке в залу, где
уже кипит самовар и где все готовы слушать его веселые и умные речи.
— Пожалуйте, пожалуйте за мной, — трещала ему кривая грязная баба,
идя впереди его по темному вонючему коридорчику с неровным полом, заставленным ведрами, корытами, лоханками и всякой нечистью. — Они давно
уж совсем собрамшись; давно ждут вас.
— А за то, что нынче девки не в моде. Право, посмотришь, свет-то навыворот
пошел. Бывало, в домах ли где, в собраниях ли каких, видишь, все-то кавалеры с девушками, с барышнями, а барышни с кавалерами, и таково-то славно, таково-то весело и пристойно. Парка парку себе отыскивает. А нынче
уж нет! Все
пошло как-то таранты на вон. Все мужчины, как идолы какие оглашенные, все только около замужних женщин так и вертятся, так и кривляются, как пауки; а те тоже чи-чи-чи! да га-га-га! Сами на шею и вешаются.
— Оттого, что если полиция
идет, так
уж она знает, куда
идет, и, наконец, вместе жить и чужим людям никому не запрещено.
— Нарочно чертов сын заховался, — отвечал Бачинский. — А здесь самое первое место для нас. Там сзади проехали одно болото, тут вот за хатою, с полверсты всего, — другое, а
уж тут справа
идет такая трясина, что не то что москаль, а и сам дьявол через нее не переберется.