Неточные совпадения
Стан высокий, стройный и роскошный, античная грудь, античные плечи, прелестная ручка, волосы черные, черные
как вороново крыло, и кроткие, умные голубые глаза, которые так и
смотрели в душу, так и западали в сердце, говоря, что мы на все
смотрим и все видим, мы не боимся страстей, но от дерзкого взора они в нас не вспыхнут пожаром.
— Господи!
Как странно вы
смотрите, тетя, на жизнь. Или будь деспотом, или рабом. Приказывай или повинуйся. Муж глава, значит,
как это читается.
—
Смотри,
смотри, Женни,
какие волосы!
Смотрю, точно уж, говорит: «Только
как, говорит, пронести?
— Что, мол, пожар, что ли?» В окно так-то
смотрим, а он глядел, глядел на нас, да разом
как крикнет: «Хозяин, говорит, Естифей Ефимыч потонули!» — «
Как потонул? где?» — «К городничему, говорит, за реку чего-то пошли, сказали, что коли Федосья Ивановна, — это я-то, — придет, чтоб его в чуланчике подождали, а тут, слышим, кричат на берегу: „Обломился, обломился, потонул!“ Побегли — ничего уж не видно, только дыра во льду и водой сравнялась, а приступить нельзя, весь лед иструх».
Чувствую, холодный такой, мокрый весь, синий,
как известно, утопленник, а потом будто белеет; лицо опять человеческое становится, глазами
смотрит все на меня и совсем
как живой, совсем живой.
— Нет-с, нынче не было его. Я все
смотрела,
как народ проходил и выходил, а только его не было: врать не хочу.
— В другой монастырь! А! ну
посмотрим,
как ее переведут в другой монастырь. Разуй меня и иди спать, — добавила игуменья.
Верстовой столб представляется великаном и совсем
как будто идет,
как будто вот-вот нагонит; надбрежная ракита
смотрит горою, и запоздалая овца, торопливо перебегающая по разошедшимся половицам моста, так хорошо и так звонко стучит своими копытками, что никак не хочется верить, будто есть люди, равнодушные к красотам природы, люди, способные то же самое чувствовать, сидя вечером на каменном порожке инвалидного дома, что чувствуешь только, припоминая эти милые, теплые ночи, когда и сонная река, покрывающаяся туманной дымкой, <и> колеблющаяся возле ваших ног луговая травка, и коростель, дерущий свое горло на противоположном косогоре, говорят вам: «Мы все одно, мы все природа, будем тихи теперь, теперь такая пора тихая».
— И то правда. Только если мы с Петром Лукичом уедем, так ты, Нарцис,
смотри! Не моргай тут… действуй. Чтоб все,
как говорил… понимаешь: хлопс-хлопс, и готово.
На третьи сутки, в то самое время,
как Егор Николаевич Бахарев, восседая за прощальным завтраком, по случаю отъезда Женни Гловацкой и ее отца в уездный городок, вспомнил о Помаде, Помада в первый раз пришел в себя, открыл глаза, повел ими по комнате и,
посмотрев на костоправку, заснул снова. До вечера он спал спокойно и вечером, снова проснувшись, попросил чаю.
— Маленькое! Это тебе так кажется после Москвы. Все такое же,
как и было. Ты
смотри,
смотри, вон судьи дом, вон бойницы за городом, где скот бьют, вон каланча. Каланча-то, видишь желтую каланчу? Это над городническим домом.
Ну ведь и у нас есть учители очень молодые, вот, например, Зарницын Алексей Павлович, всего пятый год курс кончил, Вязмитинов, тоже пять лет
как из университета; люди свежие и неустанно следящие и за наукой, и за литературой, и притом люди добросовестно преданные своему делу, а посмотри-ка на них!
Всё ведь, говорю, люди, которые
смотрят на жизнь совсем не так,
как наше купечество, да даже и дворянство, а
посмотри,
какого о них мнения все?
Оба они на вид имели не более
как лет по тридцати, оба были одеты просто. Зарницын был невысок ростом, с розовыми щеками и живыми черными глазами. Он
смотрел немножко денди. Вязмитинов, напротив, был очень стройный молодой человек с бледным, несколько задумчивым лицом и очень скромным симпатичным взглядом. В нем не было ни тени дендизма. Вся его особа дышала простотой, натуральностью и сдержанностью.
«В самом деле,
как здесь скучно!» — подумала Женни, поправив бретели своего платья, и стала
смотреть в открытое окно, из которого было видно колосистое поле буревшей ржи.
Я хотела бы
посмотреть на тебя на моем месте; хотела бы видеть, отскакивало ли бы от тебя это обращение,
как от тебя все отскакивает.
— Эх, сестра Феоктиста, — шутил Бахарев, —
как на вас и
смотреть, уж не знаю!
«И чудно,
как смотрят эти окна, — думает он, продолжая свою дорогу, — точно съесть хотят».
А женщины, которым главные, простые-то интересы в жизни ближе,
посмотрите, в
какой они омут их загонят.
— Ну… постойте же еще. Я хотела бы знать,
как вы
смотрите на поступок этой женщины, о которой вы вчера рассказывали?
— Я на вчерашнюю историю так и
смотрю, Лизавета Егоровна,
как на несчастье.
—
Смотрите же, Дмитрий Петрович, держите себя так же,
как я, будто ничего знать не знаем, ведать не ведаем.
Бахарев встал и начал ходить по комнате, стараясь ступать возможно тише,
как волтижорский и дрессированный конь, беспрестанно
смотря на задумчивое лицо пишущей сестры.
Лиза сидела против Помады и с напряженным вниманием
смотрела через его плечо на неприятный рот докторши с беленькими, дробными мышиными зубками и на ее брови, разлетающиеся к вискам,
как крылья копчика, отчего этот лоб получал какую-то странную форму, не безобразную, но весьма неприятную для каждого привыкшего искать на лице человека черт, более или менее выражающих содержание внутреннего мира.
— И еще… — сказала Лиза тихо и не
смотря на доктора, — еще… не пейте, Розанов. Работайте над собой, и вы об этом не пожалеете: все будет, все придет, и новая жизнь, и чистые заботы, и новое счастье. Я меньше вас живу, но удивляюсь,
как это вы можете не видеть ничего впереди.
— Нет-с, — говорил он Ярошиньскому в то время, когда вышел Рациборский и когда Розанов перестал
смотреть, а начал вслушиваться. — Нет-с, вы не знаете, в
какую мы вступаем эпоху. Наша молодежь теперь не прежняя, везде есть движение и есть люди на все готовые.
Прошло более часа,
как загадочный человек сделал последнее домашнее распоряжение, а он все ходил по комнате, опустив на грудь свою умную голову и
смотря на схваченные спереди кисти белых рук.
—
Как она так рискует, принимая людей, за которыми, наверное, уже
смотрят?
— Конвент в малом виде, — опять проговорила маркиза, кивнув с улыбкой на Бычкова и Арапова. — А
смотрите,
какая фигура у него, — продолжала она, глядя на Арапова, —
какие глаза-то, глаза — страсть. А тот-то, тот-то — просто Марат. — Маркиза засмеялась и злорадно сказала: — Будет им, будет,
как эти до них доберутся да начнут их трепать.
— Да вы увлекаетесь, Арапов. Я ведь вам говорю, с
какой точки он на все
смотрит.
— Полно, пожалуйста: ты меня этим тревожишь. Я не знаю, право,
как на это
смотрит маркиза, зачем она все это позволяет сыну. На нее самое, я думаю, во сто глаз
смотрят, а она еще позволяет сыну.
Вечер был темный,
как вообще осенние вечера в серединной России, и дом, выкрашенный грязно-желтою краскою,
смотрел нелюдимо и неприветливо.
Теперешний Стрепетов был не похож на Стрепетова, сидевшего вчера на лавочке бульвара. Он был суров и гневен. Умный лоб его морщился, брови сдвигались, он шевелил своими большими губами и грозно
смотрел в сторону из-под нависших бровей. Даже белый стог волос на его голове
как будто двигался и шевелился.
А
как собственно феи ничего не делали и даже не умели сказать, что бы такое именно, по их соображениям, следовало обществу начать делать, то Лиза, слушая в сотый раз их анафематство над девицей Бертольди, подумала: «Ну, это, однако, было бы не совсем худо, если бы в числе прочей мелочи могли смести и вас». И Бертольди стала занимать Лизу. «Это совсем новый закал, должно быть, — думала она, — очень интересно бы
посмотреть, что это такое».
Дорогою Розанов все
смотрел на бумажки, означавшие свободные квартиры, и думал,
как бы это так устроиться, чтобы подальше от людей; чтобы никто не видал никаких сцен.
То она твердо отстаивала то, в чем сама сомневалась; то находила удовольствие оставлять под сомнением то, чему верила; читала много и жаловалась, что все книги глупы; задумывалась и долго
смотрела в пустое поле,
смотрела так, что не было сомнения,
как ей жаль кого-то,
как ей хотелось бы что-то облегчить, поправить, — и сейчас же на языке насмешка, часто холодная и неприятная, насмешка над чувством и над людьми чувствительными.
— Да так; что она теперь,
как смотрит?
Помада
смотрит на дымящиеся тонким парочком верхушки сокольницкого бора и видит,
как по вершинкам сосен ползет туманная пелена, и все она редеет, редеет и, наконец, исчезает вовсе, оставляя во всей утренней красоте иглистую сосну, а из-за окраины леса опять выходит уже настоящая Лиза, такая, в самом деле, хорошая, в белом платье с голубым поясом.
— Да кто вы? Кто это вы? Много ли вас — то? Вас и пугать не станут, — сами попрячетесь,
как мыши. Силачи
какие! Вы
посмотрите, ведь на это не надо ни воли, ни знаний, ни смелости; на это даже, я думаю, Белоярцев, и тот пойдет.
Углекислые феи давно уже
смотрели на Розанова
как на человека скупого, грубого и неудобного для совместного жительства с «нежною женщиною».
— Да известно где: у энтих сорок. Я,
как огни зажгли, все под окна
смотрела. Там оне… и барышня наша там, на полу сидят, с собачкой играют.
Розанов
посмотрел в отворенную дверь темной диванной, вообразил,
как завтра рано утром купцы придут сюда парить свои слежавшиеся за ночь души, и сказал...
Доктор сидел в вицмундире,
как возвратился четыре дня тому назад из больницы, и завивал в руках длинную полоску бумажки. В нумере все было в порядке, и сам Розанов тоже казался в совершенном порядке: во всей его фигуре не было заметно ни следа четырехдневного пьянства, и лицо его
смотрело одушевленно и опрятно. Даже оно было теперь свежее и счастливее, чем обыкновенно. Это бывает у некоторых людей, страдающих запоем, в первые дни их болезни.
Пуще всего Ольге Сергеевне понравилось это новое открытие, что она несет за дочерей ответственность перед обществом: так она и стала
смотреть на себя,
как на лицо весьма ответственное.
Птицы нещадно метались, и к утру три из них были мертвы. Я
смотрел,
как околевал соловей, которому приснилось, что он может лететь, куда ему хочется.
Розанов видел, что Бертольди что-то
как будто неловко, и, повернувшись опять к окну, стал опять
смотреть на улицу.
— Хоть
посмотрю,
как добрые люди на свете живут.
—
Как же не должно, — еще более конфузясь, проронила Ступина, чувствуя, что на нее все
смотрят.
Гражданки, с которыми ее познакомил Красин,
смотрели на нее
как на ребенка.