— В быстрой смене
литературных вкусов ваших все же замечаем — некое однообразие оных. Хотя антидемократические идеи Ибсена как будто уже приелись, но место его в театрах заступил Гамсун, а ведь хрен редьки — не слаще. Ведь Гамсун — тоже антидемократ, враг политики…
Он с педантическою важностью предложил было ей несколько исторических книг, путешествий, но она сказала, что это ей и в пансионе надоело. Тогда он указал ей Вальтер Скотта, Купера, несколько французских и английских писателей и писательниц, из русских двух или трех авторов, стараясь при этом, будто нечаянно, обнаружить свой
литературный вкус и такт. Потом между ними уже не было подобного разговора.
Лодка ровно шла против течения, тихо двигались берега, вокруг было упоительно хорошо: светло, тихо, душисто. Полканов смотрел в лицо Вареньки, обращённое к широкогрудому гребцу, а он, мерно разбивая вёслами гладь реки, говорил о своих
литературных вкусах, довольный тем, что его охотно слушает учёный барин. В глазах Маши, следивших за ним из-под опущенных ресниц, светились любовь и гордость.
Неточные совпадения
— И что только вам понравилось? Печоринствующий бездельник из дворян… Но с Печориными, батюшка, дело давно покончено. Из
литературной гвардии они уже разжалованы в инвалидную команду, — и теперь разве гарнизонные офицеры прельщают уездных барышень печоринским «разочарованием». Вам вот конец не понравился… Это значит, что и у вас, господа гимназисты,
вкусы еще немного… гарнизонные…
Оговариваюсь, впрочем, что в расчеты мои совсем не входит критическая оценка
литературной деятельности Зола. В общем я признаю эту деятельность (кроме, впрочем, его критических этюдов) весьма замечательною и говорю исключительно о"Нана", так как этот роман дает мерило для определения
вкусов и направления современного буржуа.
Я вошел во
вкус этого всеуничтожающего настроения и даже начинал подумывать, не кроется ли во мне таланта
литературного критика, просто злобного, а может быть, даже и мертвозлобного.
Диктовка была нам очень полезна сколько для правописания, столько и для образования нашего
вкуса, потому что Ибрагимов выбирал лучшие места из Карамзина, Дмитриева, Ломоносова и Хераскова, заставлял читать вслух и объяснял их
литературное достоинство.
Наша искусственность видна во всем, начиная с одежды, над которою так много все смеются и которую все продолжают носить, до нашего кушанья, приправляемого всевозможными примесями, совершенно изменяющими естественный
вкус блюд; от изысканности нашего разговорного языка до изысканности нашего
литературного языка, который продолжает украшаться антитезами, остротами, распространениями из loci topici, глубокомысленными рассуждениями на избитые темы и глубокомысленными замечаниями о человеческом сердце, на манер Корнеля и Расина в беллетристике и на манер Иоанна Миллера в исторических сочинениях.