Неточные совпадения
Днями она бегала по купеческим
домам, давая полтинные уроки толстоногим дщерям русского купечества, а по вечерам часто играла за два целковых на балах и танцевальных вечеринках у того же купечества и вообще у губернского demi-mond’а. [полусвета (франц.).]
Петр Лукич Гловацкий с самого
дня своей женитьбы отдавал женин приданый
дом внаймы, а сам постоянно обитал в небольшом каменном флигельке подведомственного ему уездного училища.
— Нет, в том-то и
дело, что я с вами — то совсем осмотрелась, у вас мне так нравится, а
дома все как-то так странно — и суетливо будто и мертво. Вообще странно.
В восемь часов утра начинался
день в этом
доме; летом он начинался часом ранее. В восемь часов Женни сходилась с отцом у утреннего чая, после которого старик тотчас уходил в училище, а Женни заходила на кухню и через полчаса являлась снова в зале. Здесь, под одним из двух окон, выходивших на берег речки, стоял ее рабочий столик красного дерева с зеленым тафтяным мешком для обрезков. За этим столиком проходили почти целые
дни Женни.
Женни, точно, была рукодельница и штопала отцовские носки с бульшим удовольствием, чем исправникова дочь вязала бисерные кошельки и подставки к лампам и подсвечникам. Вообще она стала хозяйкой не для блезиру, а взялась за
дело плотно, без шума, без треска, тихо, но так солидно, что и люди и старик-отец тотчас почувствовали, что в
доме есть настоящая хозяйка, которая все видит и обо всех помнит.
Это
дело делать у нее сводилось к исполнению женских обязанностей
дома для того, чтобы всем в
доме было как можно легче, отраднее и лучше.
— Да. Я заеду в Мерево, обряжу тебе залу и мой кабинет, а ты тут погости
дня два-три, пока
дом отойдет.
— Я завтра еду, все уложено: это мой дорожный наряд. Сегодня открыли
дом,
день был такой хороший, я все ходила по пустым комнатам, так славно. Вы знаете весь наш
дом?
Через два
дня после этого происшествия из
дома, в котором квартировал sous-lieutenant, [Младший лейтенант (франц.).] вынесли длинную тростниковую корзину, в каких обыкновенно возят уголья. Это грубая корзина в три аршина длины и полтора глубины, сверху довольно широкая, книзу совсем почти сходила на нет.
Молодому Райнеру после смерти матери часто тяжел был вид опустевшего
дома, и он нередко уходил из него на целые
дни. С книгою в руках ложился он на живописный обрыв какой-нибудь скалы и читал, читал или думал, пока усталость сжимала его глаза.
— Да-с. Мы служащие у Ильи Артамоновича Нестерова, только Пармен Семенович над всеми
делами надзирают, вроде как директора, а я часть имею; рыбными промыслами заведую. Вы пожалуйте ко мне как-нибудь, вот вместе с господином Лобачевским пожалуйте. Я там же в нестеровском
доме живу. В контору пожалуйте. Спросите Андрияна Николаева: это я и есть Андриян Николаев.
Только Лиза, да даже и сама Ольга Сергеевна с первого же
дня своего пребывания увидели, что им жить в
доме Алексея Сергеевича неудобно, и решились поселиться отдельно от него, где-нибудь по соседству.
Варвара Ивановна на другой
день встала ранее обыкновенного. Она не позвала к себе ни мужа, ни сына и страшно волновалась, беспрестанно посматривая на часы. В одиннадцать часов она велела закладывать для себя карету и к двенадцати выехала из
дома.
Утром одного
дня Арапов вышел из своего
дома с Персиянцевым, взяли извозчика и поехали ко Введению в Барашах.
— Так-с; они ни больше ни меньше, как выдали студента Богатырева, которого увезли в Петербург в крепость; передавали все, что слышали на сходках и в
домах, и, наконец, Розанов украл, да-с, украл у меня вещи, которые, вероятно, сведут меня, Персиянцева и еще кого-нибудь в каторжную работу. Но тут
дело не о нас. Мы люди, давно обреченные на гибель, а он убил этим все
дело.
Дни шли за
днями;
дом маркизин заметно пустел, феи хотя продолжали презрительно говорить об одной партии, но столь же презрительно и даже еще более презрительно отзывались и о другой.
Лиза желтела и становилась чрезвычайно раздражительная. Она сама это замечала, большую часть
дня сидела в своей комнате и только пред обедом выходила гулять неподалеку от
дома.
Все там было свое как-то: нажгут
дома, на происшествие поедешь, лошадки фыркают, обдавая тонким облаком взметенного снега, ночь в избе, на соломе, спор с исправником, курьезные извороты прикосновенных к
делу крестьян, или езда теплою вешнею ночью, проталины, жаворонки так и замирают, рея в воздухе, или, наконец, еще позже, едешь и думаешь… тарантасик подкидывает, а поле как посеребренное, и по нем ходят то тяжелые драхвы, то стальнокрылые стрепеты…
В опустевших
домах теперь пошла новая жизнь. Розанов, проводив Бахаревых, в тот же
день вечером зашел к Лизе и просидел долго за полночь. Говорили о многом и по-прежнему приятельски, но не касались в этих разговорах друг друга.
Я сам нищ и убог на всех пунктах, так мне бы нечего их оспаривать: пусть
делят чертковский
дом, авось и мне уголочек бы какой-нибудь достался; пусть.
На основании новых сведений, сообщенных Ольгою Александровною о грубости мужа, дошедшей до того, что он неодобрительно относится к воспитанию ребенка, в котором принимали участие сами феи, — все нашли несообразным тянуть это
дело долее, и Дмитрий Петрович, возвратясь один раз из больницы, не застал
дома ни жены, ни ребенка.
Собственные
дела Лизы шли очень худо: всегдашние плохие лады в семье Бахаревых, по возвращении их в Москву от Богатыревых, сменились сплошным разладом. Первый повод к этому разладу подала Лиза, не перебиравшаяся из Богородицкого до самого приезда своей семьи в Москву. Это очень не понравилось отцу и матери, которые ожидали встретить ее
дома. Пошли упреки с одной стороны, резкие ответы с другой, и кончилось тем, что Лиза, наконец, объявила желание вовсе не переходить домой и жить отдельно.
Из оставшихся в Москве людей, известных Бахаревым, все
дело знал один Помада, но о нем в это время в целом
доме никто не вспомнил, а сам он никак не желал туда показываться.
Белоярцев приобретал все более силы и значения. Получив в свои руки деньги, он вдруг развернулся и стал распоряжаться энергически и самостоятельно. Он объездил город, осмотрел множество
домов и, наконец, в один прекрасный
день объявил, что им нанято прекрасное и во всех отношениях удобное помещение. Это и был тот самый изолированный
дом на Петербургской стороне, в котором мы встретили Лизу.
Все, однако, были гораздо снисходительнее к Белоярцеву.
Дело это замялось, и в тот ненастный
день, когда мы встречаем Розанова в глухом переулке, начался переезд в общественный
дом, который положено было вперед называть «Domus Concordiae» (
Домом Согласия).
— Да что это вы говорите, — вмешалась Бертольди. — Какое же
дело кому-нибудь верить или не верить. На приобретение ребенка была ваша воля, что ж, вам за это деньги платить, что ли? Это, наконец, смешно! Ну, отдайте его в воспитательный
дом. Удивительное требование: я рожу ребенка и в награду за это должна получать право на чужой труд.
На рассвете следующего
дня Абрамовна, приготовив все нужное ко вставанью своей барышни, перешла пустынный двор ассоциационного
дома и поплелась в Измайловский полк. Долго она осведомлялась об адресе и, наконец, нашла его.
Евгения Петровна упросила Лизу погостить у нее два-три
дня, пока
дом немножко отогреется и все приведется в порядок.
Дни декад, учрежденные гражданами
Дома, тоже прививались плохо.
В
Доме вообще было вхожих немного, но и те часто путали декады и являлись не в урочные
дни.
Третья декада имела особенный интерес, потому что в
день ее окончания должен был огласиться месячный отчет
Дома, а этим интересовались не только граждане, обитающие в
Доме, но и все прочие граждане, связанные с ними духовным единством.
Поэтому в
день третьей декады в
Дом, к восьми часам вечера, наехало около пятнадцати человек, всё гражданского направления.
Преданный всякому общественному
делу, Райнер хотел верить Белоярцеву и нимало не сердился на то, что тот оттер его от
Дома, хотя и хорошо понимал, что весь этот маневр произведен Белоярцевым единственно для того, чтобы не иметь возле себя никого, кто бы мог помешать ему играть первую роль и еще вдобавок вносить такие невыгодные для собственного кармана начала, каких упорно держался энтузиаст Райнер.
Как Алексей Сергеевич Богатырев отыскивал родственников, так он ползком, на
дне морском, где только мог, добывал работу для гражданок
Дома; которой добыл переводы, которой нашел музыкальные уроки, которой уступил часть своих уроков, — словом, в течение месяца всем достал занятий, кроме Бертольди, которая, как вышло на поверку, хвастала своими трудами у какого-то известного ей московского пошляка-редактора.
Авторитет Белоярцева в
Доме рос и креп, как сказочный богатырь, не по
дням, а по часам. Этого авторитета не признавали только Райнер и Лиза, видевшие Белоярцева насквозь, но они молчали, а он перед ними до поры до времени тоже помалчивал.
Дней пять они ездили, отыскивая себе квартиру, но не находили того, чего им хотелось, а в это время случились два неприятные обстоятельства: Райнер простудился и заболел острым воспалением легких, и прислуга
Дома Согласия, наскучив бестолковыми требованиями граждан, взбунтовалась и требовала расчета.
Мы вот как полагали
разделить наши обязанности по
дому.
Зимою madame Мечникова, доживая последнюю сотню рублей, простудилась, катаясь на тройке, заболела и в несколько
дней умерла. Сестре ее нечего было делать в этой квартире. Она забрала доставшуюся ей по наследству ветхую мебелишку и переехала в комнату, нанятую за четыре рубля в одном из разрушающихся деревянных
домов Болотной улицы.
С тех пор как Лиза, по поводу болезни Райнера, только числилась в
Доме и показывалась там лишь гостьею, здесь в самом
деле водворилось гораздо более тишины и согласия, на что Белоярцев и не пропускал случая обращать внимание своих сожителей.
Это болезненное явление приключилось с Белоярцевым вечером на первый, не то на второй
день по переходе в
Дом и выражалось столь нестерпимым образом, что Лиза посоветовала ему уйти успокоиться в свою комнату, а Абрамовна, постоянно игнорировавшая по своему невежеству всякое присутствие нервов в человеческом теле, по уходе Белоярцева заметила...
— Надо ее просто вырвать из
дома и увезти к нам: других средств я не вижу, — твердил он несколько
дней и, наконец, одевшись попроще, отправился в виде лакея по известному адресу, к горничной, через которую происходила переписка.
«Вот она, на какого черта было наскочил», — подумал, заворачивая лыжи, Белоярцев и, возвратясь домой не в духе, объявил, что с этою девочкою много очень хлопот можно нажить: что взять ее из
дому, конечно, можно, но что после могут выйти истории, весьма невыгодные для общего
дела.
Белоярцев выносил это объяснение с спокойствием, делающим честь его уменью владеть собою, и довел
дело до того, что в первую пятницу в
Доме, было нечто вроде вечерочка. Были тут и граждане, было и несколько мирян. Даже здесь появился и приехавший из Москвы наш давний знакомый Завулонов. Белоярцев был в самом приятном духе: каждого он приветил, каждому, кем он дорожил хоть каплю, он попал в ноту.
Белоярцев в этот
день не обедал
дома и прискакал только в шесть часов. Он вошел, придавая своему лицу самый встревоженный и озабоченный вид.
Лизавета Егоровна Бахарева не могла оставить
Дома Согласия на другой же
день после происшедшей там тревоги: здоровье ее не выпустило.
Дружеские заботы Розанова, спокойствие и тишина, которые доставляли больной жильцы
Дома, и отсутствие лишних людей в три
дня значительно уменьшили жестокость этих припадков. Через три
дня Лиза могла читать глазами книгу и переносила вблизи себя тихий разговор, а еще через
день заговорила сама.
В один из
дней, следовавших за этим разговором Лизы с Розановым, последний позвонил у подъезда очень парадного
дома на невской набережной Васильевского острова.
— Нет-с, есть. — А повторительно опять тоже такое
дело: имел я в юных летах, когда еще находился в господском
доме, товарища, Ивана Ивановича Чашникова, и очень их любил, а они пошли в откупа, разбогатели и меня, маленького купца, неравно забыли, но, можно сказать, с презреньем даже отвергли, — так я вот желаю, чтобы они увидали, что нижнедевицкий купец Семен Лазарев хотя и бедный человек, а может держать себя на точке вида.