— Нет, за что же-с? За что же? — жалостно вопиял он к Грегуару, — ну, скажите,
бога ради, ну кто же в свою жизнь был
богу не грешен, царю не виноват? Ну, она очень хорошенькая женщинка, даже
милая женщинка, с талантами, с лоском, ну, я бывал, но
помилуйте, чтобы подвести меня под такую глупую штуку, как покража ребенка… Ну, зачем мне было его сбывать?
— А ты, братец, совершенный гороховый шут, — ответил ему смущенный его курбетами Бодростин, едва оторвавшись от своих тяжелых мыслей на минуту. —
Помилуй скажи, только
бог знает что наделал нам здесь вчера и уже опять продолжаешь делать сегодня такое же самое, что я в жизнь не видал.
— На поле, разумеется на поле: поле от лешего дальше и
богу милее: оно христианским потом полито, — поддержал спорщика козелковатый голос.