Господин этот есть не кто иной, как злополучный Иосаф Платонович Висленев, писавший отсюда Горданову под псевдонимом покинутой Эсперансы и уготованный теперь в жертву
новым судьбам, ведомым лишь богу на небе, да на земле грешной рабе его Глафире.
Неточные совпадения
Подозеров промолчал. Лариса становилась ему почти противна; а она, уладив свою
судьбу с Подозеровым, впала в
новую суету и вовсе не замечала чувства, какое внушила своему будущему мужу…
Со смертью Горданова дело приняло еще
новый оборот: теперь во всем выходил виновным один сумасшедший Висленев, который нимало и не оправдывался и оставался совершенно равнодушным к своей
судьбе.
С жестокостью того, кто бессмертен и не чтит маленьких жизней, которыми насыщается, с божественной справедливостью безликого покидал его народ и устремлялся к
новым судьбам и новые призывал жертвы, — новые возжигал огни на невидимых алтарях своих.
Но он без малейшего смущения принял
новую судьбу свою, без малейшего даже отвращения, не возмутился перед ней нравственно, не испугался в ней ничего, кроме разве необходимости работать и расстаться с кондитерскими и с тремя Мещанскими. […расстаться с кондитерскими и с тремя Мещанскими.
Неточные совпадения
При этом обстоятельстве чубарому коню так понравилось
новое знакомство, что он никак не хотел выходить из колеи, в которую попал непредвиденными
судьбами, и, положивши свою морду на шею своего
нового приятеля, казалось, что-то нашептывал ему в самое ухо, вероятно, чепуху страшную, потому что приезжий беспрестанно встряхивал ушами.
Он был в горе, в досаде, роптал на весь свет, сердился на несправедливость
судьбы, негодовал на несправедливость людей и, однако же, не мог отказаться от
новых попыток.
Один среди своих владений, // Чтоб только время проводить, // Сперва задумал наш Евгений // Порядок
новый учредить. // В своей глуши мудрец пустынный, // Ярем он барщины старинной // Оброком легким заменил; // И раб
судьбу благословил. // Зато в углу своем надулся, // Увидя в этом страшный вред, // Его расчетливый сосед; // Другой лукаво улыбнулся, // И в голос все решили так, // Что он опаснейший чудак.
Они с бьющимся от волнения сердцем ожидали обряда, пира, церемонии, а потом, окрестив, женив или похоронив человека, забывали самого человека и его
судьбу и погружались в обычную апатию, из которой выводил их
новый такой же случай — именины, свадьба и т. п.
Переработает ли в себе бабушка всю эту внезапную тревогу, как землетрясение всколыхавшую ее душевный мир? — спрашивала себя Вера и читала в глазах Татьяны Марковны, привыкает ли она к другой, не прежней Вере и к ожидающей ее
новой, неизвестной, а не той
судьбе, какую она ей гадала? Не сетует ли бессознательно про себя на ее своевольное ниспровержение своей счастливой, старческой дремоты? Воротится ли к ней когда-нибудь ясность и покой в душу?