— Успокойтесь, любезный Тихон Ларионович: я вам не завидую и конкуренции вам не сделаю; мои планы иные, и они,
не в обиду вам будь сказано, кажутся мне повернее ваших. А вы вот что… позволяете вы говорить с вами начистоту?
Неточные совпадения
— Они обидели меня клеветой, но это бы я снес; но
обиды бедной Ларе, но
обиды этой другой святой женщине я снесть
не могу! Я впрочем… с большим удовольствием умру, потому что стыдно сознаться, а я разочарован
в жизни;
не вижу
в ней смысла и… одним словом, мне все равно!
— Я говорю вам правду: я тогда был приведен этому многим, — многим, и вами
в том числе, и Александрой Ивановной, и моею личною
обидой. Я
не знаю сам хорошо, за что я шел.
Катерина Астафьевна горячо приняла к сердцу эту
обиду и,
не укоряя Форова, поставившего ее
в такое положение, велела денщику стащить с чердака свой старый чемодан и начала укладывать свои немудрые пожитки.
Воодушевившейся, расчетливой Бодростиной и
в ум
не приходило
в эту минуту, что поучение ее о простоте, нападающей на мудрецов, может быть ни для кого
не имеет столько подходящего значения, как для нее самой, с которой
не спускает очей своего мщения униженный и оскорбленный и
в жизни никогда
не прощавший ни одной своей
обиды генерал Синтянин.
— В тесноте, да
не в обиде, — сказал певучим голосом улыбающийся Тарас и, как перышко, своими сильными руками поднял свой двухпудовый мешок и перенес его к окну. — Места много, а то и постоять можно, и под лавкой можно. Уж на что покойно. А то вздорить! — говорил он, сияя добродушием и ласковостью.
Всему велся очень точный счет, чтобы вся компания жила твердою мыслью, что никто ни у кого
не в обиде, никто никому не в убыток.
Да, нехорошо. А все оттого, что приходится служить богатым людям. То ли бы дело, если бы завести хоть один пароходик, — всем польза и никто
не в обиде.
Неточные совпадения
Не столько
в Белокаменной // По мостовой проехано, // Как по душе крестьянина // Прошло
обид… до смеху ли?..
— Другие тоже
не будут
в обиде, я сам служил, дело знаю…
У всех домашних она просила прощенья за
обиды, которые могла причинить им, и просила духовника своего, отца Василья, передать всем нам, что
не знает, как благодарить нас за наши милости, и просит нас простить ее, если по глупости своей огорчила кого-нибудь, «но воровкой никогда
не была и могу сказать, что барской ниткой
не поживилась». Это было одно качество, которое она ценила
в себе.
— Бедность
не порок, дружище, ну да уж что! Известно, порох,
не мог
обиды перенести. Вы чем-нибудь, верно, против него обиделись и сами
не удержались, — продолжал Никодим Фомич, любезно обращаясь к Раскольникову, — но это вы напрасно: на-и-бла-га-а-ар-р-род-нейший, я вам скажу, человек, но порох, порох! Вспылил, вскипел, сгорел — и нет! И все прошло! И
в результате одно только золото сердца! Его и
в полку прозвали: «поручик-порох»…
Ей было только четырнадцать лет, но это было уже разбитое сердце, и оно погубило себя, оскорбленное
обидой, ужаснувшею и удивившею это молодое детское сознание, залившею незаслуженным стыдом ее ангельски чистую душу и вырвавшею последний крик отчаяния,
не услышанный, а нагло поруганный
в темную ночь, во мраке,
в холоде,
в сырую оттепель, когда выл ветер…