Неточные совпадения
От Александры Ивановны никто не ожидал того, что она сделала. Выгнать человека вон из
дома таким прямым и бесцеремонным образом, — это решительно было не похоже на выдержанную и самообладающую Синтянину, но Горданов, давно ее зливший и раздражавший, имел неосторожность, или имел расчет коснуться такого больного места
в ее душе, что сердце
генеральши сорвалось, и произошло то, что мы видели.
Она выбежала на крыльцо и, встретив горничную девушку, узнала от нее, что
в кабинете сидит генерал и Форов, а на мезонине — глухонемая Вера, а
генеральши совсем нет
дома.
Был шестой час серого сентябрьского дня:
генеральша и майор Форов стояли
в огороде, где глухонемая Вера и две женщины срезали ножницами головки семянных овощей и цветов. И Синтянина, и майор оба были не
в духе: Александре Ивановне нелегко было покидать этот
дом, где прошла вся ее жизнь, а Форову было досадно, что они теперь будут далее друг от друга и, стало быть, станут реже видеться.
И с этим генерал отправился
в свой кабинетик писать одну из тех своих таинственных корреспонденций, к которым он издавна приобрел привычку и
в которых и теперь упражнялся по любви к искусству, а может быть, и по чему-нибудь другому, но как на это
в доме не обращали никогда внимания, то еще менее было повода остановиться на этом теперь, когда самым жгучим вопросом для
генеральши сделалась судьба Ларисы.
Огни
в большинстве комнат сгасли и
в доме остались только сама госпожа, прислуга да
генеральша, ускользнувшая к Ларе.
Холодные мурашки, бегавшие по телу
генеральши, скинулись горячим песком; ее горло схватила судорога, и она сама была готова упасть вместе с Ларисой и Бодростиной. Ум ее был точно парализован, а слух поражен всеобщим и громким хлопаньем дверей, такою беготней, таким содомом, от которого трясся весь
дом. И весь этот поток лавиной стремился все ближе и ближе, и вот еще хлоп, свист и шорох,
в узких пазах двери сверкнули огненные линии… и из уст Лары вырвался раздирающий вопль.
В доме генеральши между тем, по случаю приезда гостя, происходила суетня: ключница отвешивала сахар, лакеи заливали в лампы масло и приготовляли стеариновые свечи; худощавый метрдотель успел уже сбегать в ряды и захватить всю крупную рыбу, купил самого высшего сорта говядины и взял в погребке очень дорогого рейнвейна.
В доме генеральши Салтыковой, конечно, поднялся страшный переполох, как это всегда бывает, когда смерть вырвет кого-нибудь из числа живых.
Лестницу и половину зала
в доме генеральши Калинович прошел тем спокойным и развязным шагом, каким обыкновенно входят молодые люди в дома, где привыкли их считать полубожками; но, увидев в зеркале неуклюжую фигуру Петра Михайлыча и с распустившимися локонами Настеньку, попятился назад.
— Вы теперь приняты
в дом генеральши так радушно, с таким вниманием к вам, по крайней мере со стороны mademoiselle Полины, и потому… что бы вам похлопотать тут — и, — боже мой! — какая бы тогда для вас и для вашего таланта открылась будущность!
Неточные совпадения
Софья Ивановна была из «сироток», безродная с детства, дочь какого-то темного дьякона, взросшая
в богатом
доме своей благодетельницы, воспитательницы и мучительницы, знатной генеральши-старухи, вдовы генерала Ворохова.
А известно,
в каких отношениях состоит
генеральша Епанчина к
дому Белоконских.
«Видно из того, что она его каждый день пригласила ходить к ней по утрам, от часу до двух, и тот каждый день к ней таскается и до сих пор не надоел», — заключила
генеральша, прибавив к тому, что чрез «старуху» князь
в двух-трех
домах хороших стал принят.
Но овладевшее им чувство робости скоро исчезло:
в генерале врожденное всем русским добродушие еще усугублялось тою особенного рода приветливостью, которая свойственна всем немного замаранным людям;
генеральша как-то скоро стушевалась; что же касается до Варвары Павловны, то она так была спокойна и самоуверенно-ласкова, что всякий
в ее присутствии тотчас чувствовал себя как бы
дома; притом от всего ее пленительного тела, от улыбавшихся глаз, от невинно-покатых плечей и бледно-розовых рук, от легкой и
в то же время как бы усталой походки, от самого звука ее голоса, замедленного, сладкого, — веяло неуловимой, как тонкий запах, вкрадчивой прелестью, мягкой, пока еще стыдливой, негой, чем-то таким, что словами передать трудно, но что трогало и возбуждало, — и уже, конечно, возбуждало не робость.
Все маленькие уловки были употреблены на это: черное шелковое платье украсилось бантиками из пунцовых лент; хорошенькая головка была убрана спереди буклями, и надеты были очень миленькие коралловые сережки; словом, она хотела
в этом гордом и напыщенном
доме генеральши явиться достойною любви Калиновича, о которой там, вероятно, уже знали.