Указание было весьма важное, а последствия его — еще важнее: острые сошники указанной сохи оказались покрытыми кровью с прилипшими по местам
белыми волосами, признанными за волосы покойного Бодростина.
Неточные совпадения
— Да, сестра, — говорил он, наклонив к Ларисе голову и приподняв на виске
волосы, — здесь тоже в мои тридцать лет есть серебряные нити, и их выпряла эта прекрасная
белая ручка этой прекрасной Александры Ивановны… Так уж предоставь мне лучше вас знать эту Александру Ивановну, — заключил он, ударяя себя пальцем в грудь, и затем еще раз сжал сестрину руку и уехал.
Через две минуты она снова появилась оттуда в кабинете в пышной
белой блузе и с распущенными не длинными, но густыми темно-русыми
волосами, зажгла пахитоску, открыла окно и, став на колени на диван, легла грудью на бархатный матрац подоконника.
Так прошел еще час. Висленев все не возвращался еще; а Лариса все сидела в том же положении, с опущенною на грудь головой, с одною рукой, упавшею на кровать, а другою окаменевшею с перстом на устах. Черные
волосы ее разбегались тучей по
белым плечам, нескромно открытым воротом сорочки, одна нога ее еще оставалась в нескинутой туфле, меж тем как другая, босая и как мрамор
белая, опиралась на голову разостланной у дивана тигровой шкуры.
Он называл по именам Катерину Астафьевну Форову, генеральшу и Ларису, которых во все это время постоянно видел пред собою, но он ни разу не остановился на том, почему здесь, возле него, находятся именно эти, а не какие-нибудь другие лица; он ни разу не спросил ни одну из них: отчего все они так изменились, отчего Катерина Астафьевна осунулась, и все ее
волосы сплошь
побелели; отчего также похудела и пожелтела генеральша Александра Ивановна и нет в ней того спокойствия и самообладания, которые одних так успокаивали, а другим давали столько материала для рассуждений о ее бесчувственности.
― Не угодно ли? ― Он указал на кресло у письменного уложенного бумагами стола и сам сел на председательское место, потирая маленькие руки с короткими, обросшими
белыми волосами пальцами, и склонив на бок голову. Но, только что он успокоился в своей позе, как над столом пролетела моль. Адвокат с быстротой, которой нельзя было ожидать от него, рознял руки, поймал моль и опять принял прежнее положение.
Он сидел и слушал, по обыкновению своему нахохлившись, как воробей в клетке, молчаливый и серьезный, одутловатый, с своими взъерошенными
белыми волосами.
Старичок с
белыми волосами прошел в шкап и скрылся там. В это время Фанарин, увидав товарища, такого же, как и он, адвоката, в белом галстуке и фраке, тотчас же вступил с ним в оживленный разговор; Нехлюдов же разглядывал бывших в комнате. Было человек 15 публики, из которых две дамы, одна в pince-nez молодая и другая седая. Слушавшееся нынче дело было о клевете в печати, и потому собралось более, чем обыкновенно, публики — всё люди преимущественно из журнального мира.
Вера Иосифовна, уже сильно постаревшая, с
белыми волосами, пожала Старцеву руку, манерно вздохнула и сказала:
Неточные совпадения
Невыносимо нагло и вызывающе подействовал на Алексея Александровича вид отлично сделанного художником черного кружева на голове, черных
волос и
белой прекрасной руки с безыменным пальцем, покрытым перстнями.
Красавец обер-кельнер с начинавшимся от шеи пробором в густых напомаженных
волосах, во фраке и с широкою
белою батистовою грудью рубашки, со связкой брелок над округленным брюшком, заложив руки в карманы, презрительно прищурившись, строго отвечал что-то остановившемуся господину.
Варенька в своем
белом платке на черных
волосах, окруженная детьми, добродушно и весело занятая ими и, очевидно, взволнованная возможностью объяснения с нравящимся ей мужчиной, была очень привлекательна.
И как ни
белы, как ни прекрасны ее обнаженные руки, как ни красив весь ее полный стан, ее разгоряченное лицо из-за этих черных
волос, он найдет еще лучше, как ищет и находит мой отвратительный, жалкий и милый муж».
На правой стороне теплой церкви, в толпе фраков и
белых галстуков, мундиров и штофов, бархата, атласа,
волос, цветов, обнаженных плеч и рук и высоких перчаток, шел сдержанный и оживленный говор, странно отдававшийся в высоком куполе.