Началось у них пари еще в Твердиземном море, и пили они до рижского Динаминде, но шли всё наравне
и друг другу не уступали и до того аккуратно равнялись, что когда один, глянув в море, увидал, как из воды черт лезет, так сейчас то же самое и другому объявилось. Только полшкипер видит черта рыжего, а Левша говорит, будто он темен, как мурин.
Неточные совпадения
А англичане, видя между государя такую перемолвку, сейчас подвели его к самому Аболону полведерскому
и берут у того из одной руки Мортимерово ружье, а из
другой пистолю.
На
другой день, как Платов к государю с добрым утром явился, тот ему
и говорит...
А англичане
и не знают, что это такое молво. Перешептываются, перемигиваются, твердят
друг дружке: «Молво, молво», а понять не могут, что это у нас такой сахар делается,
и должны сознаться, что у них все сахара есть, а «молва» нет.
Насилу государь этот ключик ухватил
и насилу его в щепотке мог удержать, а в
другую щепотку блошку взял
и только ключик вставил, как почувствовал, что она начинает усиками водить, потом ножками стала перебирать, а наконец вдруг прыгнула
и на одном лету прямое дансе
и две верояции в сторону, потом в
другую,
и так в три верояции всю кавриль станцевала.
И представлял государю, что у аглицких мастеров совсем на всё
другие правила жизни, науки
и продовольствия,
и каждый человек у них себе все абсолютные обстоятельства перед собою имеет,
и через то в нем совсем
другой смысл.
Государь в одну сторону глядит, а Платов в
другое окно чубук высунет
и дымит на ветер.
Бросились смотреть в дела
и в списки, — но в делах ничего не записано. Стали того,
другого спрашивать, — никто ничего не знает. Но, по счастью, донской казак Платов был еще жив
и даже все еще на своей досадной укушетке лежал
и трубку курил. Он как услыхал, что во дворце такое беспокойство, сейчас с укушетки поднялся, трубку бросил
и явился к государю во всех орденах. Государь говорит...
Икона эта вида «грозного
и престрашного» — святитель Мир-Ликийских изображен на ней «в рост», весь одеян сребропозлащенной одеждой, а лицом темен
и на одной руке держит храм, а в
другой меч — «военное одоление».
— Я их не порочу, а только мне то не нравится, что одежда на них как-то машется,
и не разобрать, что такое надето
и для какой надобности; тут одно что-нибудь, а ниже еще
другое пришпилено, а на руках какие-то ногавочки. Совсем точно обезьяна сапажу — плисовая тальма.
Перед каждым на виду висит долбица умножения, а под рукою стирабельная дощечка: все, что который мастер делает, — на долбицу смотрит
и с понятием сверяет, а потом на дощечке одно пишет,
другое стирает
и в аккурат сводит: что на цыфирях написано, то
и на деле выходит.
Его силом не удерживали: напитали, деньгами наградили, подарили ему на память золотые часы с трепетиром, а для морской прохлады на поздний осенний путь дали байковое пальто с ветряной нахлобучкою на голову. Очень тепло одели
и отвезли Левшу на корабль, который в Россию шел. Тут поместили Левшу в лучшем виде, как настоящего барина, но он с
другими господами в закрытии сидеть не любил
и совестился, а уйдет на палубу, под презент сядет
и спросит: «Где наша Россия?»
Так их
и привезли взаперти до Петербурга,
и пари из них ни один
друг у
друга не выиграл: а тут расклали их на разные повозки
и повезли англичанина в посланнический дом на Аглицкую набережную, а Левшу — в квартал.
Дождались лекарь с аптекарем, пока полшкипер заснул,
и тогда
другую гуттаперчевую пилюлю ему приготовили, возле его изголовья на столик положили
и ушли.
— Кто такой
и откудова,
и есть ли паспорт или какой
другой тугамент?
Привезли в одну больницу — не принимают без тугамента, привезли в
другую —
и там не принимают,
и так в третью,
и в четвертую — до самого утра его по всем отдаленным кривопуткам таскали
и все пересаживали, так что он весь избился.
А аглицкий полшкипер в это самое время на
другой день встал,
другую гуттаперчевую пилюлю в нутро проглотил, на легкий завтрак курицу с рысью съел, ерфиксом запил
и говорит...
Прогулки, чтенье, сон глубокой, // Лесная тень, журчанье струй, // Порой белянки черноокой // Младой и свежий поцелуй, // Узде послушный конь ретивый, // Обед довольно прихотливый, // Бутылка светлого вина, // Уединенье, тишина: // Вот жизнь Онегина святая; // И нечувствительно он ей // Предался, красных летних дней // В беспечной неге не считая, // Забыв и город,
и друзей, // И скуку праздничных затей.
Неточные совпадения
Осип. Давай их, щи, кашу
и пироги! Ничего, всё будем есть. Ну, понесем чемодан! Что, там
другой выход есть?
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть
и большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то
другого приняли…
И батюшка будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны
и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем
другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел было к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу,
и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях
и у того
и у
другого.
Городничий (жене
и дочери).Полно, полно вам! (Осипу.)Ну что,
друг, тебя накормили хорошо?