Увидев у одного крестьянского половня лозовую плетушку, в которой носят мякину и ухоботье, Пизонский утащил ее за сарай, высыпал из нее вон
ржаной колос, настлал на дно свежего сена и припрятал у Пустырихи на огороде.
Трудись! Кому вы вздумали // Читать такую проповедь! // Я не крестьянин-лапотник — // Я Божиею милостью // Российский дворянин! // Россия — не неметчина, // Нам чувства деликатные, // Нам гордость внушена! // Сословья благородные // У нас труду не учатся. // У нас чиновник плохонький, // И тот полов не выметет, // Не станет печь топить… // Скажу я вам, не хвастая, // Живу почти безвыездно // В деревне сорок лет, // А от
ржаного колоса // Не отличу ячменного. // А мне поют: «Трудись!»
Когда они пошли пешком вперед других и вышли из виду дома на накатанную, пыльную и усыпанную
ржаными колосьями и зернами дорогу, она крепче оперлась на его руку и прижала ее к себе.
Увидев где-то у одного крестьянского половня лозовую плетушку, в которой носят мякину и ухоботье, Пизонский утащил ее за сарай, высыпал из нее вон
ржаной колос, настлал на дно свежего сена и припрятал у Пустырихи на огороде.
Неточные совпадения
Он начал с большим вниманием глядеть на нее в церкви, старался заговаривать с нею. Сначала она его дичилась и однажды, перед вечером, встретив его на узкой тропинке, проложенной пешеходами через
ржаное поле, зашла в высокую, густую рожь, поросшую полынью и васильками, чтобы только не попасться ему на глаза. Он увидал ее головку сквозь золотую сетку
колосьев, откуда она высматривала, как зверок, и ласково крикнул ей:
Утки, так же как и гуси, более любят хлебные зерна без оси, но за неименьем их кушают и с осью, даже растеребливают
ржаные снопы; по уборке же их в гумна утиные стаи летают по-прежнему в хлебные поля по утренним и вечерним зорям, подбирая насоренные на земле зерна и
колосья, и продолжают свои посещения до отлета, который иногда бывает в ноябре.
Это не люди лихие, // Не бусурманская рать, // Это
колосья ржаные, // Спелым зерном налитые, // Вышли со мной воевать!