Разница только в том, что при деспотической форме правления власть сосредоточивается в малом числе насилующих и
форма насилия более резкая; при конституционных монархиях и республиках, как во Франции и Америке, власть распределяется между большим количеством насилующих и формы ее выражения менее резки; но дело насилия, при котором невыгоды власти больше выгод ее, и процесс его, доводящий насилуемых до последнего предела ослабления, до которого они могут быть доведены для выгоды насилующих, всегда одни и те же.
Процесс этот совершается так, что худшие элементы общества, захвативши власть и находясь в обладании ею, под влиянием отрезвляющего свойства, всегда сопутствующего ей, становясь сами всё менее и менее жестокими, делаются неспособными употреблять жестокие
формы насилия и вследствие того уступают свое место другим, над которыми совершается опять тот же процесс смягчения и, как бы сказать, бессознательного охристианения.
Война и все с ней связанное есть не только самая крайняя, самая предельная
форма насилия, но и самая крайняя, самая предельная форма антиперсонализма, отрицания личности.
Неточные совпадения
Он знал, что его личный, житейский опыт формируется чужими словами, когда он был моложе, это обижало, тревожило его, но постепенно он привык не обращать внимания на это
насилие слов, которые — казалось ему — опошляют подлинные его мысли, мешают им явиться в отличных
формах, в оригинальной силе, своеобразном блеске.
— П’очти все
формы психических з-заболеваний объясняются
насилием над волей людей, — объяснял он Самгину. — Су-уществующий строй создает людей гипертрофированной или атрофированной воли. Только социализм может установить свободное и нормальное выявление волевой энергии.
…Приглашения Тюфяева на его жирные, сибирские обеды были для меня истинным наказанием. Столовая его была та же канцелярия, но в другой
форме, менее грязной, но более пошлой, потому что она имела вид доброй воли, а не
насилия.
Религиозный анархизм Льва Толстого есть самая последовательная и радикальная
форма анархизма, т. е. отрицание начала власти и
насилия.
Везде повторяется одно и то же. Не только правительство, но и большинство либеральных, свободно мыслящих людей, как бы сговорившись, старательно отворачиваются от всего того, что говорилось, писалось, делалось и делается людьми для обличения несовместимости
насилия в самой ужасной, грубой и яркой его
форме — в
форме солдатства, т. е. готовности убийства кого бы то ни было, — с учением не только христианства, но хотя бы гуманности, которое общество будто бы исповедует.