Неточные совпадения
Тут самая жуткость настала. Патрикей Семеныч, как и со мною у них было, головою понурил, и губа у него одна по другой хлябает, а никакой молви нет. А
княгиня, сколь ей, вижу, ни тяжело, подняла на него все
лицо и говорит...
Княгиня его сейчас к себе потребовала и долго молча на эти его рубцы и шрамы, что по всему
лицу шли, смотрела, точно сосчитать их хотела: сколько он, талагай, их в смертном бою за дединьку получил, а потом тихо его спрашивают...
Ну тут уж и я рассмеялась, и даже Патрикей Семеныч, на что был человек серьезный, так и он тоже на грудь
лицо опустил и улыбнулся. А
княгиня, разумеется, изо всего этого ясно усмотрела, что она такое есть эта Грайворона, и сейчас вышли на минуту с Патрикеем в другую комнату и спрашивают...
Все бы это тем и кончилось, но тут я-то вышла приказанье исполнить, а эта, вторая-то горничная, начала
княгине на ее вопросы отвечать, да и брякнула, что Грайвороне мушкет палец оторвал и
лицо опалил.
Первыми друзьями молодого вдовства
княгини были два самые скромные
лица, имена которых я уже упоминала: это Патрикей Семеныч Сударичев и Ольга Федотовна, которую я девятнадцать лет кряду видела изо дня в день, но фамилия которой осталась для меня неизвестною.
Таков конец этого позднего эпизода, введенного мною здесь, может быть, не совсем кстати, но я считала его тут необходимым для того, чтобы закончить фигуру Ольги Федотовны, после которой перехожу к изображению другого важного
лица придворного штата
княгини — Патрикея.
Назвав
княгиню влиятельною и пышною, я считаю необходимым показать, в чем проявлялась ее пышность и каково было ее влияние на общество людей дворянского круга, а также наметить, чем она приобрела это влияние в то время, в котором влиятельность неофициальному
лицу доставалась отнюдь не легче, чем нынче, когда ее при всех льготных положениях никто более не имеет.
Изо всего тогдашнего столичного общества
княгиня находила для себя приятнее других только трех человек, из которых двое жили нелюдимыми, а в третьем она очень обманывалась. Первых двух я пока еще не буду называть, а третьего отрекомендую, как
лицо нам уже знакомое: это был граф Василий Александрович Функендорф, с которым Дон-Кихот Рогожин имел оригинальное столкновение, описанное в первой части моей хроники.
Больше этого графу уже никто не мог сказать приятного: он таял от слов
княгини, и в то время, когда она сидела пред ним и молча думала: как ей быть с своими детьми, чтоб они, выросши, умели не только эполетами трясти и визиты делать, а могли бы и к ставцу
лицом сесть, граф был уверен, что
княгиня проводит мысленную параллель между им и теми, которые юродствовали да рассказывали друг про друга шутовские вести.
Тетушка Анастасия была очень хороша: она par trait [Чертами
лица (франц.)] напоминала самоё
княгиню, хотя совсем была на нее не похожа par expression: [Выражением (франц.)] в ее выражении не было той милоты, которая располагала и влекла к
княгине всякого человека, ценящего в другом благородные свойства души, но тем не менее княжна была очень красива.
Княгиня его даже не сразу поняла, а когда он ей повторил свои слова и протянул ей руку, она со вспыхнувшим от конфуза
лицом быстро откинулась к спинке дивана и проговорила...
Позволив Gigot дохнуть перед своим
лицом,
княгиня говорила ему: «умник», и, дав ему поцеловать свою руку, отпускала его укладывать князей, с которыми и сам он должен был ложиться спать в одно время.
Больше я не считаю нужным в особенности говорить о monsieur Gigot, с которым нам еще не раз придется встретиться в моей хронике, но и сказанного, я думаю, достаточно, чтобы судить, что это был за человек? Он очень шел к бабушкиной коллекции оригиналов и «людей с совестью и с сердцем», но как французский гувернер он был терпим только благодаря особенности взгляда
княгини на качества
лица, потребного для этой должности.
Замечу мимоходом, что, кроме моего отца, в роду нашем уже никто не имел большого сходства с
княгинею Варварою Никаноровной; все, и в этом числе сама она, находили большое сходство с собою во мне, но я никогда не могла освободиться от подозрения, что тут очень много пристрастия и натяжки: я напоминала ее только моим ростом да общим выражением, по которому меня с детства удостоили привилегии быть «бабушкиною внучкой», но моим чертам недоставало всего того, что я так любила в ее
лице, и, по справедливости говоря, я не была так красива.
Княгиня Варвара Никаноровна, находясь в числе строго избранных
лиц небольшого кружка, в котором Журавский первый раз прочел свою записку «О крепостных людях и о средствах устроить их положение на лучших началах», слушала это сочинение с глубочайшим вниманием и по окончании чтения выразила автору полное свое сочувствие и готовность служить его заботам всем, чем она может.
Собеседник
княгини поежился, поправил черную перевязь на своем больном
лице и отвечал...
Жалуясь на
княгиню целому свету и стараясь, чтобы жалобы эти ни в каком угле не застряли, а взмывали все выше и выше, графиня Антонида получила право рассчитывать на тонкое, но могущественное содействие такого
лица, которому, как она неложно верила, в России никто отказать не в силах.
Княгиня, стоя перед тем, кто говорил с нею, глядела в его
лицо и читала по его глазам, что ему на нее что-то наговорено: в ласковых и немного скучающих глазах чуть заметно блестели известные холодные блики.
И
княгиня, выпустив голову дочери, закрыла руками
лицо и снова зарыдала в платок.
Бабушка поняла, что эти дамы, при участии которых подносится подарок, тоже здесь для ширм, для того, чтобы всем этим многолюдством защититься от бабушкиной резкости.
Княгине это даже стало смешно, и бродившие у нее по
лицу розовые пятна перестали двигаться и стали на месте. Теперь она сходилась
лицом к
лицу с этой женщиной, которая нанесла ей такой нестерпимый удар.
Та первая подала бабушке руку, но взглянула ей не в
лицо, а через плечо, далее. Она, очевидно, искала глазами княжну, но, не видя ее, должна была начать разговор с
княгинею...
Когда близ него раздались шаги подходивших, он поднял
лицо от книги и, всмотрясь в приближающуюся к нему
княгиню, привстал и сказал...
До восьми лет он жил с своим младшим братом Димитрием и сестрою княжною Настасьею Львовною под единственным надзором их матери,
княгини Варвары Никаноровны, про которую по всей истине позволительно сказать, что ее можно было послать командовать полком и присутствовать не только в сенате, но даже и в синоде, и она нигде бы себя
лицом в грязь не уронила.
Неточные совпадения
Княгиня Бетси, не дождавшись конца последнего акта, уехала из театра. Только что успела она войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное
лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай в большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты к ее огромному дому на Большой Морской. Гости выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо себя приезжавших.
Агафья Михайловна с разгоряченным и огорченным
лицом, спутанными волосами и обнаженными по локоть худыми руками кругообразно покачивала тазик над жаровней и мрачно смотрела на малину, от всей души желая, чтоб она застыла и не проварилась.
Княгиня, чувствуя, что на нее, как на главную советницу по варке малины, должен быть направлен гнев Агафьи Михайловны, старалась сделать вид, что она занята другим и не интересуется малиной, говорила о постороннем, но искоса поглядывала на жаровню.
Заметив производимое на всех неприятное впечатление,
княгиня Бетси подсунула на свое место для слушания Алексея Александровича другое
лицо и подошла к Анне.
— Что же, поезжайте, — отвечала
княгиня, вглядываясь в смущенное
лицо дочери и стараясь угадать причину ее смущения.
— Я одно хочу сказать… — начала
княгиня, — и по серьезно-оживленному
лицу ее Кити угадала, о чем будет речь.