Что же относится до
тайны матери, то тут я предчувствовал одно, что тут пылает какая-то купина, пламень которой должен быть для меня свят, и сказал своему пытливому уму: «Не касайся семо».
Неточные совпадения
Для моих родных и домашних навсегда осталось
тайною: как я очутился за окном. Прислуга, смотрению которой я был поручен, уверяла, что меня сманул и вытянул за окно бес; отец мой уверял, что виною всему мое фантазерство и распущенность, за которые моя
мать терпела вечные гонения; а
мать… она ничего не говорила и только плакала надо мною и шептала...
Но, увы, — весь этот маневр был совершенно напрасен: чем я тщательнее старался быть скрытным, тем легче и яснее читала
мать сокровенную
тайну души моей.
— К чему это так рано? — продолжала матушка, — я не думаю, чтобы эта бездельная привычка портить воздух, необходимый для нашего дыхания, могла приносить очень много удовольствия; но если уже ты хочешь курить, то, пожалуйста, не скрывайся и кури при мне. Это по крайней мере не будет тебя приучать иметь от
матери тайны.
По тем же предчувствиям мне казалось, что письмо, которое было теперь в руках Альтанской, содержало развязку ее
тайны, как письмо
матери хранило другие
тайны, — и я, вынув из кармана матушкино письмо, прежде чем отдать его приемщику, прочел: «Филиппу Кольбергу в Петербург».
Всего более в эту пору меня занимало, что я по глубокому и, как после оказалось, совершенно безошибочному предчувствию попал в самый центр сокровеннейших
тайн двух милых мне женщин, из которых притом одна была моя
мать.
Я сделал это вовсе не с целью их подслушивать, а для того, чтобы не сконфузить их своим появлением; но вышло все-таки, что я мнмовольно учинился ближайшим свидетелем их сокровеннейшей
тайны —
тайны, в которой я подозревал суровое, жесткое, неумолимое участие моей
матери и… желал ей неуспеха…
— Нет: я хотел бы это знать, что у тебя за
тайны от меня с моей
матерью?
— Опять
тайна! — новая или все та же самая, что сообщалась
матери?
Я смутился: на душе моей лежала целая тьма
тайн, которых я не открыл и не решился бы открыть моей
матери; но эти ее слова, послужив мне укором, возбудили во мне такой азарт покаяния, что я заговорил...
«Что за
тайна связывает этого человека с моею
матерью: может быть, она его любила, когда еще не была женою моего отца; может быть, он о сю пору ее любит».
Неточные совпадения
Упоминалось о том, что Бог сотворил жену из ребра Адама, и «сего ради оставит человек отца и
матерь и прилепится к жене, будет два в плоть едину» и что «
тайна сия велика есть»; просили, чтобы Бог дал им плодородие и благословение, как Исааку и Ревекке, Иосифу, Моисею и Сепфоре, и чтоб они видели сыны сынов своих.
Но всё это были
тайные мечты, которых Кити не высказывала ни
матери, ни Вареньке.
— Да, но если б он не по воле
матери, а просто, сам?… — говорила Кити, чувствуя, что она выдала свою
тайну и что лицо её, горящее румянцем стыда, уже изобличило её.
— Не буду, не буду, — сказала
мать, увидав слезы на глазах дочери, — но одно, моя душа: ты мне обещала, что у тебя не будет от меня
тайны. Не будет?
В других домах рассказывалось это несколько иначе: что у Чичикова нет вовсе никакой жены, но что он, как человек тонкий и действующий наверняка, предпринял, с тем чтобы получить руку дочери, начать дело с
матери и имел с нею сердечную
тайную связь, и что потом сделал декларацию насчет руки дочери; но
мать, испугавшись, чтобы не совершилось преступление, противное религии, и чувствуя в душе угрызение совести, отказала наотрез, и что вот потому Чичиков решился на похищение.