Неточные совпадения
Бойцовых гусей у нас в то время много держали и спускали их на Кромской площади; но
самый первый гусь был квартального Богданова: у другого бойца у живого крыло отрывал; и чтобы этого гуся кто-нибудь не накормил моченым горохом или иначе как не повредил — квартальный его, бывало, на себе в плетушке за спиною носил:
так любил его.
На
такой как женишься, то и благодать в дом приведешь, и
сам с женой по-старому молиться начнешь, а я тебе тогда все свое добро откажу, а ей отдам свое Божие благословение, и жемчуг окатный, и серебро, и пронизи, и парчовые шугаи, и телогреи, и все болховское вязание.
— Нет. Купцы не допустили: лекаря наняли. Наши купцы разве
так бросят? Лекарь говорит: может еще на поправку пойти, но только голоса уже не будет. Вот мы и приехали сюда с нашим с первым прихожанином хлопотать, чтобы нашего дьякона от нас куда-нибудь в женский монастырь монашкам свели, а себе здесь должны выбрать у вас промежду всех одного
самого лучшего.
— Ну да ничего; Павла Мироныча тоже нелегко обидеть: сильней его ни в Ельце, ни в Ливнах кулачника нет. Что ни бой — то два да три кулачника от его руки падают. Он в прошлом году, постом, нарочно в Тулу ездил и даром что мукомол, а там двух
самых первых самоварников
так сразу с грыжей и сделал.
— Эх вы, — говорит, — вороны-сударыни, купчихи орловские! У вас и город-то не то город, не то пожарище — ни на что не похож, и сами-то вы в нем все, как копчушки в коробке, заглохли! Нет, далеко вам до нашего Ельца, даром что вы губернские. Наш Елец хоть уезд-городок, да Москвы уголок, а у вас что и есть хорошего,
так вы и то ценить не можете. Вот мы это-то
самое у вас и отберем.
Ему надо развитие сил жизни иметь и утверждение характера, а мне он нужен потому, что, помилуй бог, на меня в
самом деле в темноте или где-нибудь в закоулке ваши орловские воры нападут или полиция обходом встретится —
так ведь со мной все наши деньги на хлопоты…
Я смотрю на мать и на тетеньку, а
самому мне
так на нутре весело, и эта дяденькина елецкая развязка очень мне нравится.
—
Такие, — говорит, — часы у нас, в Ельце, теперь
самые модные; а когда ты их заводить приучишься, а я в другой раз приеду — я тебе тогда золотые куплю и с золотой цепочкой.
Я, чтобы не спорить, вбил над кроваткой гвоздик и повесил часы, а
сам прилег на подушку и гляжу на них, любуяся. Очень мне приятно, что у меня
такая благородная вещь. И как они хорошо, тихо тикают: тик, тик, тик, тик… Я слушал, слушал, да и заснул. Пробуждаюсь от громкого разговора.
— Ну, как же. Так-то он с меня и стащит! Лучше пусть не попадается, а то я, пожалуй, и
сам с него все стащу.
В чтении Павел Мироныч с
такого с низа взял, что ниже
самого низкого, как будто издалека ветром наносит: «Во время онно».
Подкрепились — дьякон и начал сниза «во блаженном успении вечный покой» и пошел все поднимать вверх и все с густым подвоем всем «усопшим владыкам орловским и севским, Аполлосу же и Досифею, Ионе же и Гавриилу, Никодиму же и Иннокентию», и как дошел до «с-о-т-т-в-о-о-р-р-и им»
так даже весь кадык клубком в горле выпятил и
такую завойку взвыл, что ужас стал нападать, и дяденька начал креститься и под кровать ноги подсовывать, и я за ним то же
самое.
И мы с этими словами стали оба спускаться к баркам на лед. А барки, повторяю вам, тогда ставили просто, без всякого порядка, одна около другой, как остановятся. Нагромождено, бывало,
так страшно тесно, что только между ними
самые узкие коридорчики, где насилу можно пролезть и все туда да сюда загогулями заворачивать надо.
— А у нас в Орле первая
самая любимая мода — по голове свайкой.
Так череп и треснет.
Думал
так, что либо пусть он мимо нас пройдет, либо уж лучше его
самому кулаком с пятаками в лицо встретить, чем он сзади стукнет. Но только что мы к нему передом оборотились, — он как пригнется, бездельник, да как кот между нас шарк!..
И все
сама причитает, а
сама меня костяшкой пристукивает в голову. А тетенька как услыхала про Цыганка,
так и вскрикнула...
— А что же делать? Ты думаешь, мне охота к Цыганку?.. А все-таки лучше
самим повиниться, чем он нас разыскивать станет: бери обои часы и пойдем.
Цыганок
такой был хохол приземистый — совсем как черный таракан; усы торчком, а разговор
самый грубый, хохлацкий.
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния…
Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то
самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это
такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот
самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали,
так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Анна Андреевна. Очень почтительным и
самым тонким образом. Все чрезвычайно хорошо говорил. Говорит: «Я, Анна Андреевна, из одного только уважения к вашим достоинствам…» И
такой прекрасный, воспитанный человек,
самых благороднейших правил! «Мне, верите ли, Анна Андреевна, мне жизнь — копейка; я только потому, что уважаю ваши редкие качества».
Почтмейстер.
Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство
такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет,
так вот и тянет! В одном ухе
так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Аммос Федорович (в недоумении расставляет руки). Как же это, господа? Как это, в
самом деле, мы
так оплошали?