Неточные совпадения
Не одна 30-летняя вдова рыдала у ног его, не одна богатая барыня сыпала золотом, чтоб получить одну его улыбку…
в столице, на пышных праздниках, Юрий
с злобною радостью старался ссорить своих красавиц, и потом, когда он замечал, что одна из них начинала изнемогать под бременем насмешек, он подходил, склонялся к ней
с этой небрежной ловкостью самодовольного юноши, говорил, улыбался… и все ее соперницы бледнели… о как Юрий забавлялся сею тайной, но убивственной войною! но что ему осталось от всего этого? — воспоминания? — да, но какие? горькие, обманчивые, подобно плодам, растущим на берегах Мертвого моря, которые, блистая румяной корою, таят под нею пепел, сухой горячий пепел! и ныне сердце Юрия всякий раз при мысли об Ольге, как трескучий факел, окропленный водою,
с усилием и болью разгоралось; неровно, порывисто оно билось
в груди его, как ягненок под
ножом жертвоприносителя.
Неточные совпадения
И польстился корыстью Бородатый: нагнулся, чтобы снять
с него дорогие доспехи, вынул уже турецкий
нож в оправе из самоцветных каменьев, отвязал от пояса черенок
с червонцами, снял
с груди сумку
с тонким бельем, дорогим серебром и девическою кудрею, сохранно сберегавшеюся на память.
На берегу, около обломков лодки, сидел человек
в фуражке
с выцветшим околышем,
в странной одежде, похожей на женскую кофту,
в штанах
с лампасами, подкатанных выше колен; прижав ко
груди каравай хлеба, он резал его
ножом, а рядом
с ним, на песке, лежал большой, темно-зеленый арбуз.
Я слышал, как он ударил ее, бросился
в комнату и увидал, что мать, упав на колени, оперлась спиною и локтями о стул, выгнув
грудь, закинув голову, хрипя и страшно блестя глазами, а он, чисто одетый,
в новом мундире, бьет ее
в грудь длинной своей ногою. Я схватил со стола
нож с костяной ручкой
в серебре, — им резали хлеб, это была единственная вещь, оставшаяся у матери после моего отца, — схватил и со всею силою ударил вотчима
в бок.
— Никогда не привозил. Я про
нож этот только вот что могу тебе сказать, Лев Николаевич, — прибавил он, помолчав, — я его из запертого ящика ноне утром достал, потому что всё дело было утром,
в четвертом часу. Он у меня всё
в книге заложен лежал… И… и… и вот еще, что мне чудно: совсем
нож как бы на полтора… али даже на два вершка прошел… под самую левую
грудь… а крови всего этак
с пол-ложки столовой на рубашку вытекло; больше не было…
Поэтому, обыкновенно,
в самый разгар непонятной элоквенции, слушатель, вдруг поднявшись
с земли, вскрикивал резким голосом: «
Ножи, ножницы, иголки, булавки!» Бедный старик, так внезапно пробужденный от своих мечтаний, взмахивал руками, точно подстреленная птица, испуганно озирался и хватался за
грудь.