Неточные совпадения
«Куда торопишься? чему обрадовался, лихой товарищ? — сказал Вадим… но тебя ждет покой
и теплое стойло: ты не любишь, ты не понимаешь ненависти: ты не получил от благих небес этой чудной способности: находить блаженство в самых диких страданиях… о если б я мог вырвать из души своей эту страсть, вырвать с корнем, вот так! —
и он наклонясь вырвал из земли высокий стебель полыни; — но нет! — продолжал он… одной капли яда довольно, чтоб отравить чашу, полную чистейшей влаги,
и надо ее выплеснуть всю, чтобы вылить яд…» Он продолжал свой путь, но не шагом: неведомая сила влечет его: неутомимый конь летит, рассекает упорный воздух; волосы Вадима развеваются, два раза шапка чуть-чуть не слетела с головы; он придерживает ее рукою…
и только изредка поталкивает ногами скакуна своего; вот уж
и село… церковь… кругом огни… мужики толпятся
на улице в праздничных кафтанах… кричат,
поют песни… то вдруг замолкнут, то вдруг сильней
и громче пробежит говор по пьяной толпе…
Потом народ рассыпался частью по избам, частью по
улице; все сии происшествия заняли гораздо более времени, нежели нам нужно
было, чтоб описать их,
и уж солнце начинало приближаться к западу, когда волнение в деревне утихло; девки
и бабы собрались
на заваленках
и запели праздничные песни!.. вскоре стада с топотом, пылью
и блеянием, возвращая<сь> с паствы, рассыпались по
улице,
и ребятишки с обычным криком стали гоняться за отсталыми овцами…
и никто бы не отгадал, что час или два тому назад,
на этом самом месте, произнесен смертный приговор целому дворянскому семейству!..
Пока он
ел и отдыхал, прошел час, драгоценный час; восток белел неприметно;
и уже дальние края туманных облаков начинали одеваться в утреннюю свою парчевую одежду, когда Юрий, обремененный ношею съестных припасов, собирался выдти из гостеприимной хаты; вдруг раздался
на улице конский топот,
и кто-то проскакал мимо окон; Юрий побледнел, уронил мешок
и значительно взглянул
на остолбеневшую хозяйку… она подбежала к окну, всплеснула руками,
и простодушное загорелое лицо ее изобразило ужас.
Ее материнское сердце сжалось, но вскоре мысль, что он не вытерпит мучений до конца
и выскажет ее тайну, овладела всем ее существом… она
и молилась,
и плакала,
и бегала по избе, в нерешимости, что ей делать, даже
было мгновенье, когда она почти покушалась
на предательство… но вот сперва утихли крики; потом удары… потом брань…
и наконец она увидала из окна, как казаки выходили один за одним за ворота,
и на улице, собравшись в кружок, стали советоваться между собою.
— Погоди, родитель,
будет и на нашей улице праздник, — уверял Артем. — Вот торговлишку мало-мало обмыслил, а там избушку поставлю, штобы тебя не стеснять… Ну, ты и живи, где хошь: хоть в передней избе с Макаром, хоть в задней с Фролом, а то и ко мне милости просим. Найдем и тебе уголок потеплее. Нам-то с Домной двоим не на пасынков копить. Так я говорю, родитель?
— Видели на серой в яблоках? — шепотом спрашивал он. — Тоже на Причинку метит, да шалишь, не надуешь… Ха-ха! Это Агашков, Глеб Клементьич, проехал. А давно ли был яко благ, яко наг, яко нет ничего… Много их тут зубы точат на Причинку, только уж извините, господа, вам Флегонта Собакина не провести. Да!..
Будет и на нашей улице праздник… Так ведь?
Неточные совпадения
Городничий. Ступай
на улицу… или нет, постой! Ступай принеси… Да другие-то где? неужели ты только один? Ведь я приказывал, чтобы
и Прохоров
был здесь. Где Прохоров?
Наконец он не выдержал. В одну темную ночь, когда не только будочники, но
и собаки спали, он вышел, крадучись,
на улицу и во множестве разбросал листочки,
на которых
был написан первый, сочиненный им для Глупова, закон.
И хотя он понимал, что этот путь распубликования законов весьма предосудителен, но долго сдерживаемая страсть к законодательству так громко вопияла об удовлетворении, что перед голосом ее умолкли даже доводы благоразумия.
Ранним утром выступил он в поход
и дал делу такой вид, как будто совершает простой военный променад. [Промена́д (франц.) — прогулка.] Утро
было ясное, свежее, чуть-чуть морозное (дело происходило в половине сентября). Солнце играло
на касках
и ружьях солдат; крыши домов
и улицы были подернуты легким слоем инея; везде топились печи
и из окон каждого дома виднелось веселое пламя.
Но солдатики в трубы трубили, песни
пели, носками сапогов играли, пыль столбом
на улицах поднимали
и всё проходили, всё проходили.
Беневоленский твердою поступью сошел
на крыльцо
и хотел
было поклониться
на все четыре стороны, как с смущением увидел, что
на улице никого нет, кроме двух жандармов.