Неточные совпадения
К большему несчастью их, один из членов депутации, Иоган Рейнгольд Паткуль [Паткуль Иоганн Рейнгольд (1660–1707) — лифляндский дворянин, возглавивший
в 1689–1694 гг.
движение за восстановление прав и привилегий местного дворянства и отмену редукции.], увлеченный красноречием правды и негодования, пылкостью благородного нрава и молодых лет [Ему
было с небольшим двадцать лет.], незнакомых с притворством, осмелился обвинить любимца королевского, Гастфера,
в преступлении данной ему свыше доверенности.
Чтобы хотя несколько удовлетворительно отвечать на вопрос, сделанный нам
в начале главы, скажем о Фрице, что, несмотря на простоту его наружности и жеманство его
движений, он
был лукав, как дух, прельстивший нашу прабабушку
в раю [Имеется
в виду библейское предание о злом духе, давшем вкусить первой женщине
Еве яблоко с древа познания добра и зла.].
В самом деле, приметно
было по
движению колебавшегося зеленого намета, что Глик просыпался.
Были люди, которые верили ей на слово, что
в переписке ее с госпожою Монс, соотечественницею ее и временною любимицей Петра I [Речь идет об Анне Иоанновне Монс (?—1714), дочери мастера
в Немецкой слободе под Москвою, фаворитке Петра I.], заключались известия обо всех
движениях русской политики.
Домоправительница, исторгнутая необыкновенным
движением из моря покоя,
в которое
была погружена, вскочила со стула, за нею бросились моськи с лаем.
Ни одного живого существа не
было в этой стороне, да и
в доме все
было тихо, как бы все обитатели его спали мертвым сном. Вскоре началось тихое
движение. Служители шепотом передавали один другому весть, по-видимому приятную; улыбка показалась на всех лицах, доселе мрачных: иные плакали, но видно
было, что слезы их лились от радости.
Свободные
движения его
в обществе высших хотя и не изменяли правилам светского образования и знанию придворной жизни, должны
были, однако ж, пугать взоры и чувства людей, воспитанных
в строжайшей почтительности к старшим, если не
в страхе к ним.
Несмотря на простоту его одежды, небольшой рост, сгорбленный летами стан и маленькое худощавое лицо, наружность его вселяла некоторый страх: резкие черты его лица
были суровы; ум, проницательность и коварство, исходя из маленьких его глаз, осененных густыми седыми бровями, впивались когтями
в душу того, на кого только устремлялись; казалось, он беспрерывно что-то жевал, отчего седая и редкая борода его ходила то и дело из стороны
в сторону;
в движениях его не прокрадывалось даже игры смирения, но все
было в них явный приказ, требование или урок.
Это
движение было последнею жертвою долга любви: им хотела она доказать, что любила
в Густаве не Адольфа, наследника миллионера, любимца королевского, а самого Густава, бедного, ничтожного
в глазах других, но достойного ее привязанности.
— Прошу уволить, высокопочтенная баронесса! — перебил генерал. — Мы
поедим, попьем, поспим и тогда примемся за важные дела. Но если для лучшего аппетита необходимо привесть
в движение механизм языков, то попытаемся заставить говорить вашего почтенного свата. Гм! например, господин барон Фюренгоф, что бы вы, добрый лифляндец и верноподданный его величества, что бы вы сделали, встретив изменника Паткуля (генерал посмотрел на Красного носа)
в таком месте, где бы он мог
быть пойман и предан
в руки правосудия?
Ей показалось, что все люди разбегались, дом
был в движении, на дворе было много народа, у крыльца стояла тройка, издали услышала она голос Кирила Петровича и спешила войти в комнаты, опасаясь, чтоб отсутствие ее не было замечено.
Рождественское утро начиналось спозаранку. В шесть часов, еще далеко до свету, весь дом
был в движении; всем хотелось поскорее «отмолиться», чтобы разговеться. Обедня начиналась ровно в семь часов и служилась наскоро, потому что священнику, независимо от поздравления помещиков, предстояло обойти до обеда «со святом» все село. Церковь, разумеется, была до тесноты наполнена молящимися.
Неточные совпадения
Стародум. Постой. Сердце мое кипит еще негодованием на недостойный поступок здешних хозяев.
Побудем здесь несколько минут. У меня правило:
в первом
движении ничего не начинать.
Мальчишка просто обезумел от ужаса. Первым его
движением было выбросить говорящую кладь на дорогу; вторым — незаметным образом спуститься из телеги и скрыться
в кусты.
Было ли бы лучше или даже приятнее, если б летописец вместо описания нестройных
движений изобразил
в Глупове идеальное средоточие законности и права?
Анна, думавшая, что она так хорошо знает своего мужа,
была поражена его видом, когда он вошел к ней. Лоб его
был нахмурен, и глаза мрачно смотрели вперед себя, избегая ее взгляда; рот
был твердо и презрительно сжат.
В походке,
в движениях,
в звуке голоса его
была решительность и твердость, каких жена никогда не видала
в нем. Он вошел
в комнату и, не поздоровавшись с нею, прямо направился к ее письменному столу и, взяв ключи, отворил ящик.
«Не может
быть, чтоб это страшное тело
был брат Николай», подумал Левин. Но он подошел ближе, увидал лицо, и сомнение уже стало невозможно. Несмотря на страшное изменение лица, Левину стòило взглянуть
в эти живые поднявшиеся на входившего глаза, заметить легкое
движение рта под слипшимися усами, чтобы понять ту страшную истину, что это мертвое тело
было живой брат.