Неточные совпадения
«Эта мечтательность, — думал Фиоравенти, — перейдет с летами в желание совершенствовать себя», — и
смотрел на своего питомца с гордостью отца и воспитателя. Создать из него знаменитого
врача, подарить им обществу члена полезнейшего, нежели барончика, может статься, незначащего, наукам — новые успехи, истории — новое великое имя: этою мыслью, этими надеждами убаюкивал он свою совесть.
Ненасытя звали так по роду болезни его. Он ел много, невероятно много, иногда столько, сколько могли бы съесть досыта четверо здоровых, и все был голоден. Лицо его выражало болезненность глубокую; между тем глаза имели какую-то необыкновенную, двойственную живость и блеск, как будто через них
смотрели два существа, ошибкою природы помещенные в одном теле. Эта двойственность глаз поразила
врача. Вот что
на спросы его рассказал Ненасыть о своей болезни.
— О, она плохо кончит! — уверял Стабровский в отчаянии и сам начинал
смотреть на врачей, как на чудотворцев, от которых зависело здоровье его Диди. — Теперь припадки на время прекратились, но есть двадцать первый год. Что будет тогда?
Неточные совпадения
Когда доктора остались одни, домашний
врач робко стал излагать свое мнение, состоящее в том, что есть начало туберкулезного процесса, но… и т. д. Знаменитый доктор слушал его и в середине его речи
посмотрел на свои крупные золотые часы.
— Я. — Гарден принес к столу стул, и комиссар сел; расставив колена и опустив меж них сжатые руки, он некоторое время
смотрел на Геза, в то время как
врач, подняв тяжелую руку и помяв пальцами кожу лба убитого, констатировал смерть, последовавшую, по его мнению, не позднее получаса назад.
— Такая минута, — ответил доктор. — Я держусь мнения, что
врач должен иногда
смотреть на свою задачу несколько шире закона, хотя бы это грозило осложнениями. Мы не всегда знаем, что важнее при некоторых обстоятельствах — жизнь или смерть. Во всяком случае, ему пока хорошо.
Этот большой, медно-рыжий человек, конечно, усмехался, он усмехался всегда, о чём бы ни говорилось; он даже о болезнях и смертях рассказывал с той же усмешечкой, с которой говорил о неудачной игре в преферанс; Артамонов старший
смотрел на него, как
на иноземца, который улыбается от конфуза, оттого, что не способен понять чужих ему людей; Артамонов не любил его, не верил ему и лечился у городского
врача, молчаливого немца Крона.
Помню, я пересек двор, шел
на керосиновый фонарь у подъезда больницы, как зачарованный
смотрел, как он мигает. Приемная уже была освещена, и весь состав моих помощников ждал меня уже одетый и в халатах. Это были: фельдшер Демьян Лукич, молодой еще, но очень способный человек, и две опытных акушерки — Анна Николаевна и Пелагея Ивановна. Я же был всего лишь двадцатичетырехлетним
врачом, два месяца назад выпущенным и назначенным заведовать Никольской больницей.