Неточные совпадения
— Вот видишь образ Спаса нашего, — перебил Иван Васильевич своим владычно-роковым голосом, — беру господа во свидетели, коли ты уморишь
царевича, голова твоя слетит долой. Слышь?
Слово мое немимо идет. Вылечишь — любая дочь боярская твоя, с нею любое поместье на всей Руси.
Только требую, чтобы все мои приказания насчет больного были исполняемы в точности,
слово в
слово, не отступая ни на волос, чтобы мои лекарства давали раз в раз, как я прикажу, чтобы меня впускали к больному
царевичу во всякие часы дня и ночи.
— Она была сужена тебе самим великим князем, — говорил между прочим хитрый дворецкий, — на этом господин Иван Васильевич положил свое
слово отцу твоему, как шли походом во Тверь. Жаль, коли достанется другому! Зазорно, коли невеста
царевича достанется немчину-лекарю! Скажет народ: пил мед
царевич, по устам текло, да в рот не попало; выхватил стопу дорогую из его рук иноземный детина!
Нежный родитель поспешил успокоить сынка, подтвердив
слова дворецкого, что Анастасия точно обещана ему великим князем и что нет сил на свете, которые бы ее отбили. Лекаря же можно — прибавлял он — откинуть от нее угрозами и дарами. Не велика птица! За счастье почтет уступить
царевичу.
Отыскали наконец… Бедный, несчастный Антон! не застал
царевича в живых. Даньяр лежал в беспамятстве на трупе сына; он не видел лекаря, а то б убил его. Татаре бросились было на Антона, но его освободили недельщики, присланные уж с приказанием великого князя взять его под стражу и заковать в железа. Антон не противился; он знал, что участь его решена, он понимал Ивана Васильевича и помнил, что
слово грозного владыки не мимо идет. Невинный, он должен был подклонить голову под топор палача.
Неточные совпадения
— А знаешь ли, — продолжал строго
царевич, — что таким князьям, как ты, высокие хоромы на площади ставят и что ты сам своего зипуна не стоишь? Не сослужи ты мне службы сегодня, я велел бы тем ратникам всех вас перехватать да к Слободе привести. Но ради сегодняшнего дела я твое прежнее воровство на милость кладу и батюшке-царю за тебя
слово замолвлю, коли ты ему повинную принесешь!
Не мнишь ли ты, что я тебя боюсь? // Что более поверят польской деве, // Чем русскому
царевичу? — Но знай, // Что ни король, ни папа, ни вельможи // Не думают о правде
слов моих. // Димитрий я иль нет — что им за дело? // Но я предлог раздоров и войны. // Им это лишь и нужно, и тебя, // Мятежница! поверь, молчать заставят. // Прощай.
Вспомоществуй тебе святый Игнатий, // Когда придут иные времена. // А между тем небесной благодати // Таи в душе,
царевич, семена. // Притворствовать пред оглашенным светом // Нам иногда духовный долг велит; // Твои
слова, деянья судят люди, // Намеренья единый видит бог.
Настя с Парашей, воротясь к отцу, к матери, расположились в светлицах своих, а разукрасить их отец не поскупился. Вечерком, как они убрались, пришел к дочерям Патап Максимыч поглядеть на их новоселье и взял рукописную тетрадку, лежавшую у Насти на столике. Тут были «Стихи об Иоасафе
царевиче», «Об Алексее Божьем человеке», «Древян гроб сосновый» и рядом с этой пса́льмой «Похвала пустыне». Она начиналась
словами:
— Сто лет во все окна глаза прогляди, никакого
царевича здесь не увидишь, — брюзгливо промолвила Марьюшка в ответ на
слова Вари улангерской.