Неточные совпадения
—
Не думайте,
что мое требование будет так легко
для вас.
— Теперь говорите за мною, — прервал дрожащим голосом Фиоравенти, будто испуганный священнодействием, — но помните,
что двадцать минут,
не более, осталось
для помощи вашей супруге. Упустите их — пеняйте на себя.
Одно только,
что я могу сделать
для матери, у которой отнимаю все ее благо, — это позволить ей видеться с Антонио у меня
не через три года, как я сказал вашему супругу, а каждый год, но с условиями вам, конечно, уж известными.
Никогда
не забуду,
что он
для меня сделал: крепкая дружба с Менгли-Гиреем, союзы с королем венгерским и господарем молдавским — все это его забота.
При спуске на реку путешественники могли уже разглядеть,
что дымный столб образовался из костра, зажженного на самой реке.
Не праздник ли какой, остаток времен идолопоклонства?
Не пляска ли вокруг огня? А может быть,
не сожигается ли по-индейски неутешная вдова?.. Народ кричит, смеется, плещет рукавицами; видно, готовится
для него потеха.
Несли на блюдах по нескольку пар кур, гусей, индеек, свинину, перепечи, ведерку фряжского вина и — всего
не исчислишь на листе,
что принесли, как будто
для продовольствия целой десятни.
Помни, мой друг, месть моя отняла у него знатный род, богатства; один господь знает,
чего не отнял я у него и
что дал ему взамен, и вознагради за меня Антонио своей любовью, которая
для него очень, очень дорога, дороже, нежели предполагать можешь.
Как счастлив Антонио своими мечтами! Чудное дитя судьбы, он в совершенном неведении о том,
что для него делается и как о нем хлопочут! Он
не знает ни о знатности и богатстве своего отца, ни о том,
что этот изверг отказывается от него. Счастливое неведение! пускай в нем и остается. Это житель рая, пока он
не вкусил запрещенного плода. Наша обязанность оставить его в этом очаровании.
— Полегче, молодой врач! — отвечал Аристотель. — Кровь твоя горит напрасно. Ты забыл,
что тебе суждено заживлять раны, а
не делать их.
Для успокоения твоего прибавлю: здесь бой орудиями позволен только в судных делах.
Нужно ли властителю достигнуть нечистым путем цели, полезной
для него и
для государства, — он делает мост из своего кастеляна и по нем,
не замарав даже ноги, достигает,
что ему нужно.
Великий князь горячо вступился было за своего дьяка; но
для этого спокойствие, пища и питье,
не отравленные житейскою горечью, так дороги,
что он решился в
что ни стало кончить дело мировою.
— К сожалению, надо заметить,
что и самое добро, самое просвещение
не иначе можно ввести в необразованные массы, как силою умной, непреклонной воли.
Для этой-то массы необходим человек-властитель, подобный тому,
что едет теперь перед нами. Советую и тебе, мой друг, действовать
для блага здешнего человечества
не иначе, как через этот могучий проводник.
— Антонио! Антонио! ты ли это говоришь?.. Только два дня здесь, еще
не у дела, а уж молодая кровь твоя бунтует против разума, малейшие неприятности кидают тебя далеко от прекрасной цели. Так ли идут в битву
для получения венца победного?
Что сказал бы ты, бывши на моем месте?.. Неужели я ошибся в тебе?.. Как бы то ни было,
не узнаю твердой души, которая, по словам твоим, готова идти в схватку с самою жестокою судьбой!..
— Когда ж сила виновата!.. Найди живую воду
для убитых тобой. Хоть бы ты и это все смог, воли, воли в Новгороде
не будет, Иван Васильевич, и Новгороду никогда
не подняться. Будет он жить, как зажженный пень,
что ни горит-то, ни гаснет. Ведь и я еще живу в тюрьме.
При этом случае маленьким красноречивым переводчиком передано боярину, сколько ошибаются жители Москвы, почитая лекаря за колдуна;
что наука снабдила его только знанием естественных сил и употребления их
для пользы человека;
что, хотя и существуют в мире другие силы, притягательные и отталкивающие, из которых человек, посвященный в тайны их разложения и соединения, может делать вещи, с виду чудесные
для неведения, однако он, Антон-лекарь, к сожалению,
не обладает познанием этих сил, а только сам ищет их.
То поверяли друг другу за тайну,
что он заговорил Мамону железо на случай судебного поединка,
что он вызвал нечистый дух из Ненасытя в виде жабы, которую держит у себя в склянице
для первого, кто ему
не понравится;
что, проходя мимо церкви, боится даже наступить на тень ее.
Андрюша с жаром рассказывает, как друг его добр, ласков, чувствителен, старается всеми доводами сердечной ласки доказать ей несправедливость худых слухов о нем, клянется ей всем,
что для малютки священнее в мире,
что Антон
не колдун,
не басурман-татарин, а христианин, как русские, только нерусской веры.
Тот, который заставлял бежать от себя тысячи воинов, неприятелей его отечества, который, стоя с полками перед страшным Ахметом, в роковую
для Руси минуту,
не послушался повеления грозного владыки отступить, теперь так испугался гнева Ивана Васильевича,
что спрятался у немчина в шкапе.
—
Что же мы? — сказал Хабар, — пили за здоровье великого князя, великой княгини и благородного хозяина, а
не честили благородного братца его, Мануила Фомича,
что стережет
для него Константинов град на заветных камешках?
Не зная,
что подумать об этом грустном явлении, Антон постоял несколько минут на крыльце; но, видя,
что окно вновь
не отодвигается, и боясь нескромных свидетелей, вошел к себе. «Анастасия печальна, проводит ночи в слезах», — думал он и, вспоминая все знаки ее участия к нему, иноземцу, ненавистному
для отца ее, с грустным и вместе сладким чувством, с гордостию и любовию относил к себе и нынешнее явление. Он заснул, когда солнце было уж высоко, но и во сне
не покидал его образ Анастасии.
— Опять скажу,
не знаю,
чего бы я
не сделал
для него и
для тебя, — отвечал Андрюша голосом живого соучастия.
— Нет, Андрюша,
не говори мне про венец…
не для того это делаю… мне жаль только,
что он басурман… хотела бы спасти его на том свете от смолы горячей…
Он начал опасаться, чтобы Антон, посредством сношений Иоанна с императором, которые становились чаще,
не вздумал, по наущению Фиоравенти, искать потерянных прав своих и
не обнаружил всего,
что в тайне его рождения и воспитания было так горько и унизительно
для сердца баронского.
Оно почетно
для меня
не потому,
что имперский барон носит его, а потому,
что я его ношу.
Как бы то ни случилось, успокоенные несколько ее выздоровлением, воевода и сын его возвратились в божницу,
не без страха, однако ж,
что благословение, прерванное так ужасно, вещует
для них худое.
—
Не слишком ли во зло употребляет он эту осторожную медленность? — возразил Антон, вызванный на поле рассуждений, от которого душою был так далек. — Ты сказал мне,
что Иоанн хитрою политикой своей заранее все приготовил к покорению Твери. Мне кажется, судя по обстоятельствам, стоит ему только нагрянуть на нее страхом своего имени и войска, и тотчас достигнет цели,
для которой он теперь тратит время.
— Немало стою здесь, а только и слышу в речи твоей: Иоанн, да Ахмат, да Софья и опять Ахмат да Иоанн.
Не трунишь ли над старыми грехами моими?.. Крыться
не хочу, было время, и я оплошал, оробел, сам
не знаю как. Кто этому теперь поверит? Правду молвить, и было
чего бояться! В один час мог потерять,
что улаживал годами и
что замышлял
для Руси на несколько веков. Господь выручил. Но… по нашей пословице, кто старое помянет, тому глаз вон. Оправь меня в этом деле перед немцем. Спи здорово, Аристотель!
Но мало было
для нее,
что она увековечила мысль, освободила ее от кабалы давности, от власти папизма, дала человеку на морях неусыпного вожатого и свела
для него громовержца на землю; мало,
что подарила человечеству новый мир на его родной планете; нет, эта всепожирающая пытливость ума захотела еще завоевать небо и похитить у него тайны, никому и никогда
не доступные.
Тогда еще Антон
не знал любви; а
для ней, как вы изволите знать, и Геркулес взялся за прялку, Ришелье наряжался шутом и проч., и проч.; так диво ли,
что и наш бакалавр растерял на Руси все доводы логики, данной ему от бога и усовершенной в академии.
Когда дворчане Мамоновы проведали,
что он идет один на орлов (
не зная, однако ж,
для какой цели), все, в ноги ему, стали умолять
не пускаться в такую неровную битву.
Не из любви это делали — боярин и
для них был злодеем, — нет, а из страха за себя. Пускай бы шел хоть на верную смерть, лишь бы их
не вел к ответу. Поверят ли, чтобы он
не приказал им следовать за ним, когда предстояла такая видимая опасность. Моления служителей напрасны; боярин решился на бой.
Антон знает,
что этими жертвами
не губит души своей; а хотя б пришлось и погубить ее
для Анастасии,
для спасения чести ее, которая была пущена в такую ужасную игру, он
не задумается.
Не передать во всей точности, слово в слово, речи своего грозного повелителя императорскому послу он
не смел, потому
что дьяк понимал несколько немецкий язык; передать —
не угодить послу; однако ж личная безопасность, которою он
не раз жертвовал
для услуги другим, пересилила, и он, запинаясь и дрожа, исполнил обязанность переводчика.
— Вестимо, и то все господу в угоду. Да ты давал свой излишек,
чего у тебя вдоволь было.
Не последний ломоть делил ты,
не последнюю пулу отдавал. Вот дело иное, кабы ты
для спасения души твоего недруга отдал бы,
чего у тебя дороже, милее нет на белом свете, кусок своего тела, кровь свою!
В числе уроков, данных мамкою своей воспитаннице, как себя вести и
что когда говорить, был и тот,
что и каким голосом следовало отвечать отцу, когда он молвит ей о женихе. Эпиграф, взятый нами
для настоящей главы, с должным, мерным причитанием, затвердила на подобный случай Анастасия, но теперь было
не до него. Она стояла у изголовья отцовой кровати ни жива ни мертва; она ничего
не могла вымолвить и утирала тонким рукавом своим слезы, льющиеся в изобилии. Отец продолжал...
С паперти все сошли на поле. Отмерили роковой круг, может быть смертный
для одного из противников. Польщики стали на нем. Поручникам и стряпчим указано, где им стоять за бойцами. Тут стряпчий Хабара доложил окольничему и дьяку,
что бой, вопреки закону, неравен и потому
не может начаться. Потребовали объяснений. Оказалось,
что у Мамона колонтари были длиннее Хабаровых и, следственно, защищали его более от ударов.
— Ты вовсе забыл меня, — говорил он своему другу, дворецкому, — где ж твое слово? где твой крест? Так-то платишь мне за услуги мои!
Не я ли выручил твою голову в деле князя Лукомского?.. Сокруши мне лекаря, как хочешь… Я обещал цесарскому послу… Я поклялся,
что Обращихе
не бывать замужем… Уж коли этого
не сделаешь
для меня, так я и на том свете
не дам тебе отдыха.
Совестливость, если
не совесть, дворецкого пробудилась этим упреком: она вспомнила и то,
чего скромность друга
не досказала — богатые дары, которые Мамон черпал
для него щедрою рукою из своей сокровищницы. Были ль сделаны вновь подарки или подействовала одна благодарность, нам неизвестно, знаем только,
что Русалка обещал своему больному другу стараться расстроить новый союз.
Его
не иначе могли заставить подкрепить себя пищею, как напомнив ему,
что его защита
для Антона нужнее,
чем другого кого.
Антон сыскал гвоздь и начертал на стене четыре слова: liebe Mutter, liebe A…, [Дорогая мать, дорогая А… (нем.)] прощальные с землею слова или,
что все равно, с теми, кого
не было
для него дороже на земле. Писав их, он обливался слезами, как будто вырывался из объятий милой матери, милой невесты, чтобы никогда их
не увидеть.
Одежда странника была
не немецкая; он говорил и языком хотя понятным
для чехов, но все-таки
не чешским. Старик, прежде
чем поклонился хозяевам, положил несколько крестных знамений перед иконою, вделанною в небольшое дупло вяза,
что очень понравилось набожным чехам.