Неточные совпадения
— Слава богу, милостивая госпожа, слава богу! Поклонов от молодого
господина несть числа, — отвечал приезжий. — Только ночь хоть глаз выколи; едешь, едешь и наедешь на сук или на пень. А нечистых не оберешься на перекрестке у Белой горы, где недавно убаюкали проезжих: так и норовят на крестец лошади да вскачь
с тобою. Один загнал было меня прямо в Эльбу.
— Берусь за это.
Тебе нельзя замолвить и словечка: о твоем размирье
с Образцом если не знает еще наш
господин…
Когда русалки полощутся в нем и чешут его своими серебряными гребнями, летишь по нем, как лебедь белокрылый; а залягут
с лукавством на дне и ухватятся за судно, стоишь на одном месте, будто прикованный: ни ветерок не вздохнет, ни волна не всплеснет; днем над
тобою небо горит и под
тобою море горит; ночью
господь унижет небо звездами, как золотыми дробницами, и русалки усыплют воду такими ж звездами.
— Если
господин придворный толмач, — сказал сын Аристотеля, — так же верно переводит великому
господину нашему немецкие бумаги и переговоры
с послами, можно поздравить Русь не
с одной парой лягушечьих глаз. На колена сейчас, сей миг,
господин Бартоломей, и моли о прощении. Счастлив еще будешь, если лекарь и боярин великокняжеские вытолкают
тебя в шею
с тем, чтобы
ты никогда не являлся к ним.
— Коли ныне снесет эту голову, так ради
тебя,
господине, и нашей православной Руси, — произнес
с твердостию Иоанн-младой. — Когда пойдет на лобное место, я поцелую его в эту голову.
— Нас
тебе нечего опасаться. Мы не в плен пришли взять князя тверского, а проводить
с честью Михайлу Борисовича, шурина великого князя московского. В плену и без того довольно князей у нашего
господина: Иван Васильевич велел то же сказать
тебе. Мои молодцы, сурожане и суконники московские, проводят
тебя до первого яму и до второго, коли
тебе полюбится. Выбери сам провожатых, сколько в угоду
тебе. За один волос твой будут отвечать головой своей. Порукою
тебе в том пречистая матерь божия и Спас милостивый.
—
Господине, князь великий всея Руси, посол цесарской бьет
тебе челом
с поминками от своего
господина.
— Боюсь только, вовремя ли пришел, — сказал Антон. — Я
с запросом к твоему кольцу, а
ты запел песнь надгробную. Навел на душу тоску невыносимую. Почему так скоро перешел к этой песне от возношения
господа?
— Вот видишь образ Спаса нашего, — перебил Иван Васильевич своим владычно-роковым голосом, — беру
господа во свидетели, коли
ты уморишь царевича, голова твоя слетит долой. Слышь? Слово мое немимо идет. Вылечишь — любая дочь боярская твоя,
с нею любое поместье на всей Руси.
— Кто до меня дотронется, не останется жив, — сказал
с твердостью Антон, хватаясь за стилет,
с ним неразлучный. —
Господин дворецкий, неужли
ты, доверенное лицо великого князя, поставленный здесь для того, чтобы исполняли мои приказания, допустишь оскорбить меня в доме безумных татар?
— В тюрьме, в несчастии, узнаю истинную цену дружбе, любви, — говорил он дьяку, — могу ли роптать после всего, чем
господь наградил меня, могу ли жаловаться на судьбу свою? Вот, подле меня, князь венчанный, а — слышишь ли его стенания?.. изнывает, заброшенный всеми!..
С сокровищем, которое
ты мне принес, могу умереть без ропота; в последние минуты мои должен благословлять пройденный путь и целовать руку, которая вела меня по нем.
Тихо все, воздух легкий; травка растет — расти, травка Божия, птичка поет — пой, птичка Божия, ребеночек у женщины на руках пискнул —
Господь с тобой, маленький человечек, расти на счастье, младенчик!
— Эти у нас луга Святоегорьевскими прозываются, — обратился он ко мне. — А за ними — так Великокняжеские пойдут; других таких лугов по всей Расеи нету… Уж на что красиво! — Коренник фыркнул и встряхнулся… —
Господь с тобою!.. — промолвил Филофей степенно и вполголоса. — На что красиво! — повторил он и вздохнул, а потом протяжно крякнул. — Вот скоро сенокосы начнутся, и что тут этого самого сена нагребут — беда! А в заводях рыбы тоже много. Лещи такие! — прибавил он нараспев. — Одно слово: умирать не надо.
Неточные совпадения
Пошли порядки старые! // Последышу-то нашему, // Как на беду, приказаны // Прогулки. Что ни день, // Через деревню катится // Рессорная колясочка: // Вставай! картуз долой! // Бог весть
с чего накинется, // Бранит, корит;
с угрозою // Подступит —
ты молчи! // Увидит в поле пахаря // И за его же полосу // Облает: и лентяи-то, // И лежебоки мы! // А полоса сработана, // Как никогда на
барина // Не работал мужик, // Да невдомек Последышу, // Что уж давно не барская, // А наша полоса!
— Хорошо
тебе так говорить; это всё равно, как этот Диккенсовский
господин который перебрасывает левою рукой через правое плечо все затруднительные вопросы. Но отрицание факта — не ответ. Что ж делать,
ты мне скажи, что делать? Жена стареется, а
ты полн жизни.
Ты не успеешь оглянуться, как
ты уже чувствуешь, что
ты не можешь любить любовью жену, как бы
ты ни уважал ее. А тут вдруг подвернется любовь, и
ты пропал, пропал! —
с унылым отчаянием проговорил Степан Аркадьич.
— А не хотите говорить, как хотите. Только нечего
тебе с ней говорить. Она девка, а
ты барин, — проговорил он, подергиваясь шеей.
— Экой
ты, братец!.. Да знаешь ли? мы
с твоим
барином были друзья закадычные, жили вместе… Да где же он сам остался?..
— Не радуйся, однако. Я как-то вступил
с нею в разговор у колодца, случайно; третье слово ее было: «Кто этот
господин, у которого такой неприятный тяжелый взгляд? он был
с вами, тогда…» Она покраснела и не хотела назвать дня, вспомнив свою милую выходку. «Вам не нужно сказывать дня, — отвечал я ей, — он вечно будет мне памятен…» Мой друг, Печорин! я
тебя не поздравляю;
ты у нее на дурном замечании… А, право, жаль! потому что Мери очень мила!..