Неточные совпадения
Мы видели, что спокойствие
барона насчет отчужденного сына было нарушено известием Фиоравенти о посвящении его в лекари; видели, как
барон вышел из оборонительного положения и стал действовать наступательно орудиями ужасными, заставившими укрыть Антона под защиту русского
великого князя.
— Вот когда я приезжал к вам, — говорил он кобенясь, — вы, господа
бароны, не поверили, что я посол
великого императора. У него, сказывали вы, слуг мало; он не бросает корабельниками, не дарит нас бархатами. Теперь видите? (Он указал на множество дворян-слуг, стоявших за ним в почтительном отдалении и богато одетых.)
— Эренштейн? Да знает ли он, в чью епанчу нарядился!.. Во всей империи и, думаю, во всем мире есть один только
барон Эренштейн; он находится при моем императоре Фридерике III, владеет
великими землями и богаче многих удельных князей русских. Детей он не имеет, и я, рыцарь Поппель, как вы меня видите, удостоен им и императором в наследники знаменитого имени и состояния
барона Эренштейна.
Неточные совпадения
Крикнул он негромко и даже изящно; даже, может быть, восторг был преднамеренный, а жест нарочно заучен пред зеркалом, за полчаса пред чаем; но, должно быть, у него что-нибудь тут не вышло, так что
барон позволил себе чуть-чуть улыбнуться, хотя тотчас же необыкновенно вежливо ввернул фразу о всеобщем и надлежащем умилении всех русских сердец ввиду
великого события.
Когда
барон подтвердил положительно совершенную достоверность только что разнесшихся тогда первых слухов о
великой реформе, Степан Трофимович вдруг не вытерпел и крикнул ура!и даже сделал рукой какой-то жест, изображавший восторг.
Князь непременно полагал, что
барон находится в группе людей, стоящих около фейерверка, так как фейерверк этот
барон сам затеял и сам его устраивал; но, к
великому своему удивлению, когда одно из самых светлых колес фейерверка было зажжено, князь усмотрел
барона вовсе не на пруду, а сидящим вдвоем с княгиней вдали от всех и находящимся с ней в заметно приятных и задушевных разговорах.
Успех их был
велик в обществе: к концу жизни Белинского они решительно овладели сочувствием публики; их идеи и стремления сделались господствующими в журналистике; приверженцы философии Булгарина и Давыдова, литературных мнений Ушакова и Шевырева, поэзии Федора Глинки и
барона Розена были ими заклеймены и загнаны на задний двор литературы.
Удивительно, невероятно казалось нам фантастическое произведение русского патриота
барона Розена, утверждавшего, что Россия должна гордиться скифским царем Мидиасом, затмившим Александра Македонского, и что «преобладательный скифский элемент» особенно ярко выразился у нас в Святославе, Петре
Великом и Суворове.