Неточные совпадения
— Поставить в каменные палаты воеводы, — перебил Мамон радостным голосом, — отобрать у него лучшие клети, оружейную, постельную, сени… Немчин для него в доме хуже нечистого; того ладаном выкуришь да святой водой выгонишь, а этого, засадит раз
Иван Васильевич, не выживешь никакою силою. Придется хозяину хоть в удавку! Но позволит ли
великий князь?
Иван Васильевич собирался принимать епископа тверского и одного из именитых людей тамошних, присланных шурином его и
великим князем тверским, Михайлом Борисовичем.
Еще был сын у воеводы
Иван Хабар-Симской (заметьте, в тогдашнее время дети часто не носили прозвания отца или, называемые так, впоследствии назывались иначе: эти прозвища давались или
великим князем, или народом, по случаю подвига или худого дела, сообразно душевному или телесному качеству).
— Господин наш, князь
великой, всея Руси государь,
Иван Васильевич, — заговорил, или, лучше сказать, запел дьяк в нос, — от пресветлого лица своего избрал меня, своего недостойного холопа, сказать тебе, боярину: едет к нам от немцев лекарь Онтон, вельми искусный в целении всяких недугов; остается ему до Москвы только три дня пути; а поелику
великий государь соизволил, чтобы врач, ради всякого недоброго случая… от чего сохрани… каковой отпахни от него ангелы и архангелы крылами своими, яко… от чего… каковый…
В самом деле, Русалка пришел объявить им, что господин
великий князь
Иван Васильевич приказал им видеть свои царские очи, что и спешили они исполнить.
Когда Аристотель, служивший на этот раз переводчиком, представил лекаря,
Иван Васильевич зорко посмотрел на приезжего, немного привстал с кресла и протянул ему руку, которую этот поцеловал, став на одно колено.
Великому князю, тотчас после осквернения его руки нечистыми устами, поднесли умывальник и блюдо, но он слегка кивнул боярину, исполнявшему эту обязанность, давая ему знать, что она не нужна.
Художник и лекарь думали, что
великий князь решился на этот великодушный поступок, поняв беседу их и убежденный красноречивою горестью Нордоулата, некогда его усердного слуги. Не изумился, однако ж, Аристотель, когда
Иван Васильевич, отведя его в сторону, прибавил, так что он только мог слышать...
Иван, — прибавил он, — вели, чтобы отныне звали его во всяком деле Хабаром. Хабарно [Выгодно.] русскому царю иметь такого молодца. Недаром жалуешь его. А как попался на пир лекарь Антон? — спросил
великий князь своего сына, когда Мамон удалился.
И мог ли он не прийти? его прислал
великий князь
Иван Васильевич.
— Наш осподарь,
великий князь всея Руси,
Иван Васильевич, — отвечал дьяк Курицын с твердостью и выпрямясь, — хочет дружбы цесаря, а не милостей: равный равного не жалует. Говорю к слову; а коли твоей милости доверено что от твоего императора, то высокие слова его не нам слышать, а нашему осподарю,
великому князю всея Руси, не нам и отвечать.
Иван Васильевич, любуясь живописною картиной, которую развернул перед ним
великий художник, вспомнил свои села: Воробьево, Коломенское, Остров, свое Воронцово поле, где он встречал весну и провожал лето в удовольствиях соколиной охоты и прогулок по садам.
— Нас тебе нечего опасаться. Мы не в плен пришли взять князя тверского, а проводить с честью Михайлу Борисовича, шурина
великого князя московского. В плену и без того довольно князей у нашего господина:
Иван Васильевич велел то же сказать тебе. Мои молодцы, сурожане и суконники московские, проводят тебя до первого яму и до второго, коли тебе полюбится. Выбери сам провожатых, сколько в угоду тебе. За один волос твой будут отвечать головой своей. Порукою тебе в том пречистая матерь божия и Спас милостивый.
Радость свою не мог скрыть
Иван Васильевич, благодарил несколько раз лекаря и дал ему слово, когда Аристотель выстроит церковь под Успенье так, как ему,
великому князю, хочется, пожертвовать любимым местом за городом и своею казною под новую церковь, которую может палатный мастер созидать по-своему, лишь бы уменьшил размеры чертежа.
В русском царе, как начинал величать себя
Иван Васильевич, возникало уж чувство достоинства, собственного и народного, и потому в сношениях с послом императора, заносчивым и взыскательным, дворчане
великого князя торговались за малейшее преимущество.
— Что касается до вогулятина, который ест сырое мясо, и молодых лосей, то
Иван Васильевич с
великим удовольствием обещал их.
— Я пришел к тебе сватом, осударь Василий Федорович, да не простым, обыденным; хочу, да и в день
великой душа бы твоя явилась ко Христу, аки невеста чистая, непорочная. Вот видишь, два жениха на примете для Анастасии Васильевны. За обоих стоит господин наш
Иван Васильевич, за одного стою я крепко: оба басурманы. Один татарин и царевич…
Иван Васильевич и не подозревал его в своем стольном городе; но когда б навели на него гневный взор
великого князя, не миновать бы ему участи Мамоновой матери.
— Она была сужена тебе самим
великим князем, — говорил между прочим хитрый дворецкий, — на этом господин
Иван Васильевич положил свое слово отцу твоему, как шли походом во Тверь. Жаль, коли достанется другому! Зазорно, коли невеста царевича достанется немчину-лекарю! Скажет народ: пил мед царевич, по устам текло, да в рот не попало; выхватил стопу дорогую из его рук иноземный детина!
Неточные совпадения
6) Баклан,
Иван Матвеевич, бригадир. Был роста трех аршин и трех вершков и кичился тем, что происходит по прямой линии от Ивана
Великого (известная в Москве колокольня). Переломлен пополам во время бури, свирепствовавшей в 1761 году.
Хозяйственная часть в доме Пшеницыной процветала, не потому только, что Агафья Матвеевна была образцовая хозяйка, что это было ее призванием, но и потому еще, что
Иван Матвеевич Мухояров был, в гастрономическом отношении,
великий эпикуреец.
— Я тебе запрещаю говорить о «
Великом инквизиторе», — воскликнул
Иван, весь покраснев от стыда.
Иван Петрович вел жизнь самую умеренную, избегал всякого рода излишеств; никогда не случалось мне видеть его навеселе (что в краю нашем за неслыханное чудо почесться может); к женскому же полу имел он
великую склонность, но стыдливость была в нем истинно девическая. [Следует анекдот, коего мы не помещаем, полагая его излишним; впрочем, уверяем читателя, что он ничего предосудительного памяти Ивана Петровича Белкина в себе не заключает. (Прим. А. С. Пушкина.)]
Молодой хозяин сначала стал следовать за мною со всевозможным вниманием и прилежностию; но как по счетам оказалось, что в последние два года число крестьян умножилось, число же дворовых птиц и домашнего скота нарочито уменьшилось, то
Иван Петрович довольствовался сим первым сведением и далее меня не слушал, и в ту самую минуту, как я своими разысканиями и строгими допросами плута старосту в крайнее замешательство привел и к совершенному безмолвию принудил, с
великою моею досадою услышал я Ивана Петровича крепко храпящего на своем стуле.