Неточные совпадения
Давным-давно, задолго до железных дорог, на самой дальней окраине большого южного
города жили
из рода
в род ямщики — казенные и вольные.
— Ах, и не рассказывайте, — вздыхает Анна Марковна, отвесив свою нижнюю малиновую губу и затуманив свои блеклые глаза. — Мы нашу Берточку, — она
в гимназии Флейшера, — мы нарочно держим ее
в городе,
в почтенном семействе. Вы понимаете, все-таки неловко. И вдруг она
из гимназии приносит такие слова и выражения, что я прямо аж вся покраснела.
Но раза два-три
в год он с невероятными лишениями выкраивал
из своего нищенского бюджета пять или десять рублей, отказывая себе
в любимой вечерней кружке пива и выгадывая на конках, для чего ему приходилось делать громадные концы по
городу пешком.
Оба они, еврей и еврейка, были родом
из Гомеля и, должно быть, были созданы самим богом для нежной, страстной, взаимной любви, но многие обстоятельства, как, например, погром, происшедший
в их
городе, обеднение, полная растерянность, испуг, на время разлучили их.
Для приезжих, случайных гостей потребовалась прислуга, и тысячи крестьянских девушек потянулись
из окрестных деревень
в город.
В Одессе у него оставались старушка мать и горбатая сестра, и он неуклонно высылал им то большие, то маленькие суммы денег, не регулярно, но довольно часто, почти
из всех
городов: от Курска до Одессы и от Варшавы до Самары.
Затем тотчас же, точно привидение
из люка, появился ее сердечный друг, молодой полячок, с высоко закрученными усами, хозяин кафешантана. Выпили вина, поговорили о ярмарке, о выставке, немножко пожаловались на плохие дела. Затем Горизонт телефонировал к себе
в гостиницу, вызвал жену. Познакомил ее с теткой и с двоюродным братом тетки и сказал, что таинственные политические дела вызывают его
из города. Нежно обнял Сару, прослезился и уехал.
В одном
из таких кабинетов сидело четверо — две дамы и двое мужчин: известная всей России артистка певица Ровинская, большая красивая женщина с длинными зелеными египетскими глазами и длинным, красным, чувственным ртом, на котором углы губ хищно опускались книзу; баронесса Тефтинг, маленькая, изящная, бледная,ее повсюду видели вместе с артисткой; знаменитый адвокат Рязанов и Володя Чаплинский, богатый светский молодой человек, композитор-дилетант, автор нескольких маленьких романсов и многих злободневных острот, ходивших по
городу.
— Я ухожу, — сказала Женька. — Вы перед ней не очень-то пасуйте и перед Семеном тоже. Собачьтесь с ними вовсю. Теперь день, и они вам ничего не посмеют сделать.
В случае чего, скажите прямо, что, мол, поедете сейчас к губернатору и донесете. Скажите, что их
в двадцать четыре часа закроют и выселят
из города. Они от окриков шелковыми становятся. Ну-с, желаю успеха!
Один молодой человек, развязный и красивый,
в фуражке с приплюснутыми полями, лихо надетой набекрень,
в шелковой рубашке, опоясанной шнурком с кисточками, тоже повел ее с собой
в номера, спросил вина и закуску, долго врал Любке о том, что он побочный сын графа н что он первый бильярдист во всем
городе, что его любят все девки и что он
из Любки тоже сделает фартовую «маруху».
Все, о чем Анна Марковна не смела и мечтать
в ранней молодости, когда она сама еще была рядовой проституткой, — все пришло к ней теперь своим чередом, одно к одному: почтенная старость, дом — полная чаша на одной
из уютных, тихих улиц, почти
в центре
города, обожаемая дочь Берточка, которая не сегодня-завтра должна выйти замуж за почтенного человека, инженера, домовладельца и гласного городской думы, обеспеченная солидным приданым и прекрасными драгоценностями…
Потом пришли приглашенные Тамарой певчие, пятнадцать человек
из самого лучшего
в городе хора.
Через десять минут они вдвоем спустились с лестницы, прошли нарочно по ломаным линиям несколько улиц и только
в старом
городе наняли извозчика на вокзал и уехали
из города с безукоризненными паспортами помещика и помещицы дворян Ставницких. О них долго не было ничего слышно, пока, спустя год, Сенька не попался
в Москве на крупной краже и не выдал на допросе Тамару. Их обоих судили и приговорили к тюремному заключению.
И все эти Генриетты Лошади, Катьки Толстые, Лельки Хорьки и другие женщины, всегда наивные и глупые, часто трогательные и забавные,
в большинстве случаев обманутые и исковерканные дети, разошлись
в большом
городе, рассосались
в нем.
Из них народился новый слой общества слой гулящих уличных проституток-одиночек. И об их жизни, такой же жалкой и нелепой, но окрашенной другими интересами и обычаями, расскажет когда-нибудь автор этой повести, которую он все-таки посвящает юношеству и матерям.
Неточные совпадения
Поехал
в город парочкой! // Глядим, везет
из города // Коробки, тюфяки; // Откудова ни взялися // У немца босоногого // Детишки и жена. // Повел хлеб-соль с исправником // И с прочей земской властию, // Гостишек полон двор!
Мельком, словно во сне, припоминались некоторым старикам примеры
из истории, а
в особенности
из эпохи, когда градоначальствовал Бородавкин, который навел
в город оловянных солдатиков и однажды,
в минуту безумной отваги, скомандовал им:"Ломай!"Но ведь тогда все-таки была война, а теперь… без всякого повода… среди глубокого земского мира…
В одной
из приволжских губерний градоначальник был роста трех аршин с вершком, и что же? — прибыл
в тот
город малого роста ревизор, вознегодовал, повел подкопы и достиг того, что сего, впрочем, достойного человека предали суду.
4) Урус-Кугуш-Кильдибаев, Маныл Самылович, капитан-поручик
из лейб-кампанцев. [Лейб-кампанцы — гвардейские офицеры или солдаты, участники дворцовых переворотов XVIII века.] Отличался безумной отвагой и даже брал однажды приступом
город Глупов. По доведении о сем до сведения, похвалы не получил и
в 1745 году уволен с распубликованием.
Но как ни строго хранили будочники вверенную им тайну, неслыханная весть об упразднении градоначальниковой головы
в несколько минут облетела весь
город.
Из обывателей многие плакали, потому что почувствовали себя сиротами и, сверх того, боялись подпасть под ответственность за то, что повиновались такому градоначальнику, у которого на плечах вместо головы была пустая посудина. Напротив, другие хотя тоже плакали, но утверждали, что за повиновение их ожидает не кара, а похвала.