Неточные совпадения
Но во
время его отсутствия всезнающий Симеон с таинственным и даже несколько гордым видом успел сообщить
своей тогдашней любовнице Нюре, а она шепотом, с ужасом
в округлившихся глазах, рассказала подругам по секрету о том, что фамилия мещанина — Дядченко и что он прошлой осенью вызвался, за отсутствием палача, совершить казнь над одиннадцатью бунтовщиками и собственноручно повесил их
в два утра.
Он медленно оценивал всех женщин, выбирая себе подходящую и
в то же
время стесняясь
своим молчанием.
Но чаще всего у него не было денег, и он просиживал около
своей любовницы целыми вечерами, терпеливо и ревниво дожидаясь ее, когда Соньку случайно брал гость. И когда она возвращалась обратно и садилась с ним рядом, то он незаметно, стараясь не обращать на себя общего внимания и не поворачивая головы
в ее сторону, все
время осыпал ее упреками. И
в ее прекрасных, влажных, еврейских глазах всегда во
время этих разговоров было мученическое, но кроткое выражение.
В то
время, когда репортер отвечал Ярченку, Тамара тихо встала со
своего места, обошла стол и, нагнувшись над Собашниковым, сказала ему шепотом на ухо...
Вернулась из
своей комнаты Нюра и немного спустя вслед за ней Петровский. Петровский с крайне серьезным видом заявил, что он все это
время ходил по улице, обдумывая происшедший инцидент, и, наконец, пришел к заключению, что товарищ Борис был действительно неправ, но что есть и смягчающее его вину обстоятельство — опьянение. Пришла потом и Женя, но одна: Собашников заснул
в ее комнате.
Надо еще прибавить, что город
в это
время справлял тысячелетнюю годовщину
своей знаменитой лавры, наиболее чтимой и наиболее богатой среди известных монастырей России.
Во
время своей деятельности, вопреки
своей завидной памяти, он переменил столько фамилий, что не только позабыл,
в каком году он был Натанаэльзоном, а
в каком Бакаляром, но даже его собственная фамилия ему начинала казаться одним из псевдонимов.
Баронесса
в это
время отрывала лепестки у
своей розы и бросала их
в бокал, потом, с трудом подавив зевоту, она сказала, чуть-чуть поморщившись...
В это
время они уже подъехали к самому роскошному заведению на Ямках — к Треппелю. Адвокат Рязанов сказал, улыбаясь
своей обычной иронической улыбкой...
Любке почему-то показалось, что Лихонин на нее рассердился или заранее ревнует ее к воображаемому сопернику. Уж слишком он громко и возбужденно декламировал. Она совсем проснулась, повернула к Лихонину
свое лицо, с широко раскрытыми, недоумевающими и
в то же
время покорными глазами, и слегка прикоснулась пальцами к его правой руке, лежавшей на ее талии.
Теперь, когда поездка, свежий воздух, утро и деловая, будничная, привычная обстановка почти совсем отрезвили его, он начал ощущать
в душе смутное чувство какой-то неловкости, ненужности
своего внезапного поступка и
в то же
время что-то вроде бессознательного раздражения и против самого себя и против увезенной им женщины.
Десять или пятнадцать торговок,
в обыкновенное
время злоязычных сплетниц и неудержимых, неистощимых
в словесном разнообразии ругательниц, а теперь льстивых и ласковых подруг, очевидно, разгулялись еще с прошлого вечера, прокутили целую ночь и теперь вынесли на базар
свое шумное веселье.
— Я ему тоже скажу, — прибавила она плачущим голосом, — что вы, вместо того чтобы меня учить, только болтаете всякую чушь и тому подобную гадость, а сами все
время держите руку у меня на коленях. А это даже совсем неблагородно. — И
в первый раз за все их знакомство она, раньше робевшая и стеснявшаяся, резко отодвинулась от
своего учителя.
Коля
в то
время переживал эпоху льяносов, пампасов, апачей, следопытов и вождя по имени «Черная Пантера» и, конечно, внимательно следил за романом брата и делал
свои, иногда чересчур верные, иногда фантастические умозаключения.
Конечно, все мужчины испытывали эту первоначальную tristia post coitus, но это великая нравственная боль, очень серьезная по
своему значению и глубине, весьма быстро проходит, оставаясь, однако, у большинства надолго, иногда на всю жизнь,
в виде скуки и неловкости после известных моментов.
В скором
времени Коля свыкся с нею, осмелел, освоился с женщиной и очень радовался тому, что когда он приходил
в заведение, то все девушки, а раньше всех Верка, кричат...
Этот пожилой, степенный и величественный человек, тайный продавец казенных свечей, был очень удобным гостем, потому что никогда не задерживался
в доме более сорока минут, боясь пропустить
свой поезд, да и то все
время поглядывал на часы. Он за это
время аккуратно выпивал четыре бутылки пива и, уходя, непременно давал полтинник девушке на конфеты и Симеону двадцать копеек на чай.
Среди кадетов, отправлявшихся
в подобного рода экспедиции, всегда было условлено называть друг друга вымышленными именами. Это была не так конспирация, или уловка против бдительности начальства, или боязнь скомпрометировать себя перед случайным семейным знакомым как
своего рода игра
в таинственность и переодевание, — игра, ведшая
свое начало еще с тех
времен, когда молодежь увлекается Густавом Эмаром, Майн-Ридом и сыщиком Лекоком.
И производил он
свои манипуляции с таким же спокойствием, с каким гуртовщик или ветеринар осматривают
в день несколько сотен голов скота, с тем хладнокровием, какое не изменило ему дважды во
время обязательного присутствия при смертной казни.
В редких случаях, когда очень богатый и знатный господин — по-русски это называется один «карась», а у нас Freier, — когда он увлечется вами, — ведь вы такая красивая, Тамарочка, (хозяйка поглядела на нее туманными, увлажненными глазами), — то я вовсе не запрещаю вам провести с ним весело
время, только упирать всегда на то, что вы не имеете права по
своему долгу, положению und so weiter, und so weiter… Aber sagen Sie bitte [И так далее, и так далее…
С полмесяца она исправляла
свои обязанности экономки, была все
время необыкновенно подвижна, энергична и необычно взвинчена чем-то
своим, внутренним, что крепко бродило
в ней.
В один из вечеров она исчезла и совсем не возвратилась
в заведение…
— Вот он вас проведет в присутствие! — сказал Иван Антонович, кивнув головою, и один из священнодействующих, тут же находившихся, приносивший с таким усердием жертвы Фемиде, что оба рукава лопнули на локтях и давно лезла оттуда подкладка, за что и получил
в свое время коллежского регистратора, прислужился нашим приятелям, как некогда Виргилий прислужился Данту, [Древнеримский поэт Вергилий (70–19 гг. до н. э.) в поэме Данте Алигьери (1265–1321) «Божественная комедия» через Ад и Чистилище провожает автора до Рая.] и провел их в комнату присутствия, где стояли одни только широкие кресла и в них перед столом, за зерцалом [Зерцало — трехгранная пирамида с указами Петра I, стоявшая на столе во всех присутственных местах.] и двумя толстыми книгами, сидел один, как солнце, председатель.
Самгин нередко встречался с ним в Москве и даже,
в свое время, завидовал ему, зная, что Кормилицын достиг той цели, которая соблазняла и его, Самгина: писатель тоже собрал обширную коллекцию нелегальных стихов, открыток, статей, запрещенных цензурой; он славился тем, что первый узнавал анекдоты из жизни министров, епископов, губернаторов, писателей и вообще упорно, как судебный следователь, подбирал все, что рисовало людей пошлыми, глупыми, жестокими, преступными.
Неточные совпадения
Потом
свою вахлацкую, // Родную, хором грянули, // Протяжную, печальную, // Иных покамест нет. // Не диво ли? широкая // Сторонка Русь крещеная, // Народу
в ней тьма тём, // А ни
в одной-то душеньке // Спокон веков до нашего // Не загорелась песенка // Веселая и ясная, // Как вёдреный денек. // Не дивно ли? не страшно ли? // О
время,
время новое! // Ты тоже
в песне скажешься, // Но как?.. Душа народная! // Воссмейся ж наконец!
— По
времени Шалашников // Удумал штуку новую, // Приходит к нам приказ: // «Явиться!» Не явились мы, // Притихли, не шелохнемся //
В болотине
своей. // Была засу́ха сильная, // Наехала полиция,
В то
время существовало мнение, что градоначальник есть хозяин города, обыватели же суть как бы его гости. Разница между"хозяином"
в общепринятом значении этого слова и"хозяином города"полагалась лишь
в том, что последний имел право сечь
своих гостей, что относительно хозяина обыкновенного приличиями не допускалось. Грустилов вспомнил об этом праве и задумался еще слаще.
"Была
в то
время, — так начинает он
свое повествование, —
в одном из городских храмов картина, изображавшая мучения грешников
в присутствии врага рода человеческого.
Они тем легче могли успеть
в своем намерении, что
в это
время своеволие глуповцев дошло до размеров неслыханных. Мало того что они
в один день сбросили с раската и утопили
в реке целые десятки излюбленных граждан, но на заставе самовольно остановили ехавшего из губернии, по казенной подорожной, чиновника.