Неточные совпадения
В начале июля,
в чрезвычайно жаркое
время, под вечер один молодой человек вышел из
своей каморки, которую нанимал от жильцов
в С-м переулке, на улицу и медленно, как бы
в нерешимости, отправился к К-ну мосту.
А между тем, когда один пьяный, которого неизвестно почему и куда провозили
в это
время по улице
в огромной телеге, запряженной огромною ломовою лошадью, крикнул ему вдруг, проезжая: «Эй ты, немецкий шляпник!» — и заорал во все горло, указывая на него рукой, — молодой человек вдруг остановился и судорожно схватился за
свою шляпу.
В то
время он и сам еще не верил этим мечтам
своим и только раздражал себя их безобразною, но соблазнительною дерзостью.
Чувство бесконечного отвращения, начинавшее давить и мутить его сердце еще
в то
время, как он только шел к старухе, достигло теперь такого размера и так ярко выяснилось, что он не знал, куда деться от тоски
своей.
Раскольников не привык к толпе и, как уже сказано, бежал всякого общества, особенно
в последнее
время. Но теперь его вдруг что-то потянуло к людям. Что-то совершалось
в нем как бы новое, и вместе с тем ощутилась какая-то жажда людей. Он так устал от целого месяца этой сосредоточенной тоски
своей и мрачного возбуждения, что хотя одну минуту хотелось ему вздохнуть
в другом мире, хотя бы
в каком бы то ни было, и, несмотря на всю грязь обстановки, он с удовольствием оставался теперь
в распивочной.
Она, кажется, унимала его, что-то шептала ему, всячески сдерживала, чтоб он как-нибудь опять не захныкал, и
в то же
время со страхом следила за матерью
своими большими-большими темными глазами, которые казались еще больше на ее исхудавшем и испуганном личике.
Несмотря на всю мучительную внутреннюю борьбу
свою, он никогда, ни на одно мгновение не мог уверовать
в исполнимость
своих замыслов, во все это
время.
По убеждению его выходило, что это затмение рассудка и упадок воли охватывают человека подобно болезни, развиваются постепенно и доходят до высшего
своего момента незадолго до совершения преступления; продолжаются
в том же виде
в самый момент преступления и еще несколько
времени после него, судя по индивидууму; затем проходят, так же как проходит всякая болезнь.
Он стоял, смотрел и не верил глазам
своим: дверь, наружная дверь, из прихожей на лестницу, та самая,
в которую он давеча звонил и вошел, стояла отпертая, даже на целую ладонь приотворенная: ни замка, ни запора, все
время, во все это
время! Старуха не заперла за ним, может быть, из осторожности. Но боже! Ведь видел же он потом Лизавету! И как мог, как мог он не догадаться, что ведь вошла же она откуда-нибудь! Не сквозь стену же.
Но по какой-то странной, чуть не звериной хитрости ему вдруг пришло
в голову скрыть до
времени свои силы, притаиться, прикинуться, если надо, даже еще не совсем понимающим, а между тем выслушать и выведать, что такое тут происходит?
Я же хотел только узнать теперь, кто вы такой, потому что, видите ли, к общему-то делу
в последнее
время прицепилось столько разных промышленников и до того исказили они все, к чему ни прикоснулись,
в свой интерес, что решительно все дело испакостили.
В последнее
время она стала все чаще и больше разговаривать с
своею старшей девочкой, десятилетнею Поленькой, которая хотя и многого еще не понимала, но зато очень хорошо поняла, что нужна матери, и потому всегда следила за ней
своими большими умными глазками и всеми силами хитрила, чтобы представиться все понимающею.
Но он с неестественным усилием успел опереться на руке. Он дико и неподвижно смотрел некоторое
время на дочь, как бы не узнавая ее. Да и ни разу еще он не видал ее
в таком костюме. Вдруг он узнал ее, приниженную, убитую, расфранченную и стыдящуюся, смиренно ожидающую
своей очереди проститься с умирающим отцом. Бесконечное страдание изобразилось
в лице его.
Пульхерия Александровна, вся встревоженная мыслию о
своем Роде, хоть и чувствовала, что молодой человек очень уж эксцентричен и слишком уж больно жмет ей руку, но так как
в то же
время он был для нее провидением, то и не хотела замечать всех этих эксцентрических подробностей.
«Та королева, — думал он про себя, — которая чинила
свои чулки
в тюрьме, уж конечно,
в ту минуту смотрела настоящею королевой и даже более, чем во
время самых пышных торжеств и выходов».
Он видел потом, как почти каждое слово последовавшего разговора точно прикасалось к какой-нибудь ране его пациента и бередило ее; но
в то же
время он и подивился отчасти сегодняшнему умению владеть собой и скрывать
свои чувства вчерашнего мономана, из-за малейшего слова впадавшего вчера чуть не
в бешенство.
Однако с этой стороны все было, покамест, благополучно, и, посмотрев на
свой благородный, белый и немного ожиревший
в последнее
время облик, Петр Петрович даже на мгновение утешился,
в полнейшем убеждении сыскать себе невесту где-нибудь
в другом месте, да, пожалуй, еще и почище; но тотчас же опомнился и энергически плюнул
в сторону, чем вызвал молчаливую, но саркастическую улыбку
в молодом
своем друге и сожителе Андрее Семеновиче Лебезятникове.
Человек, оскорбленный и раздосадованный, как вы, вчерашним случаем и
в то же
время способный думать о несчастии других, — такой человек-с… хотя поступками
своими он делает социальную ошибку, — тем не менее… достоин уважения!
У папеньки Катерины Ивановны, который был полковник и чуть-чуть не губернатор, стол накрывался иной раз на сорок персон, так что какую-нибудь Амалию Ивановну, или, лучше сказать, Людвиговну, туда и на кухню бы не пустили…» Впрочем, Катерина Ивановна положила до
времени не высказывать
своих чувств, хотя и решила
в своем сердце, что Амалию Ивановну непременно надо будет сегодня же осадить и напомнить ей ее настоящее место, а то она бог знает что об себе замечтает, покамест же обошлась с ней только холодно.
Он, конечно, не мог, да и не хотел заботиться о
своем болезненном состоянии. Но вся эта беспрерывная тревога и весь этот ужас душевный не могли пройти без последствий. И если он не лежал еще
в настоящей горячке, то, может быть, именно потому, что эта внутренняя беспрерывная тревога еще поддерживала его на ногах и
в сознании, но как-то искусственно, до
времени.
Домой воротилась и слегла; теперь
в жару: «Вижу, говорит, для
своей у него есть
время».
Знайте же, я пришел к вам прямо сказать, что если вы держите
свое прежнее намерение насчет моей сестры и если для этого думаете чем-нибудь воспользоваться из того, что открыто
в последнее
время, то я вас убью, прежде чем вы меня
в острог посадите.
Кто знает, может
в то же самое
время и говорили, когда он здесь лежал да
свое обдумывал.
Ему вдруг почему-то вспомнилось, как давеча, за час до исполнения замысла над Дунечкой, он рекомендовал Раскольникову поручить ее охранению Разумихина. «
В самом деле, я, пожалуй, пуще для
своего собственного задора тогда это говорил, как и угадал Раскольников. А шельма, однако ж, этот Раскольников! Много на себе перетащил. Большою шельмой может быть со
временем, когда вздор повыскочит, а теперь слишком уж жить ему хочется! Насчет этого пункта этот народ — подлецы. Ну да черт с ним, как хочет, мне что».
По крайней мере, он мог бы злиться на
свою глупость, как и злился он прежде на безобразные и глупейшие действия
свои, которые довели его до острога. Но теперь, уже
в остроге, на свободе, он вновь обсудил и обдумал все прежние
свои поступки и совсем не нашел их так глупыми и безобразными, как казались они ему
в то роковое
время, прежде.
Она всегда протягивала ему
свою руку робко, иногда даже не подавала совсем, как бы боялась, что он оттолкнет ее. Он всегда как бы с отвращением брал ее руку, всегда точно с досадой встречал ее, иногда упорно молчал во все
время ее посещения. Случалось, что она трепетала его и уходила
в глубокой скорби. Но теперь их руки не разнимались; он мельком и быстро взглянул на нее, ничего не выговорил и опустил
свои глаза
в землю. Они были одни, их никто не видел. Конвойный на ту пору отворотился.