Держать в руках свое первое признанное сочинение, вышедшее на прекрасной глянцевитой бумаге, видеть
свои слова напечатанными черным, вечным, несмываемым шрифтом, ощущать могучий запах типографской краски… что может сравниться с этим удивительным впечатлением, кроме (конечно, в слабой степени) тех неописуемых блаженных чувств, которые испытывает после страшных болей впервые родившая молодая мать, когда со слабою прелестною улыбкой показывает мужу их младенца-первенца.
Неточные совпадения
Вспомнил он, как исповедовался в
своих невинных грехах отцу Михаилу, и тот вздыхал вместе с ним и покрывал его епитрахилью, от которой так уютно пахло воском и теплым ладаном, и его разрешительные
слова: «Аз иерей недостойный, разрешаю…» и так далее.
Тогда Александров, волнуясь и торопясь, и чувствуя, с невольной досадой, что его
слова гораздо грубее и невыразительнее его душевных ощущений, рассказал о
своем бунте, об увещевании на темной паперти, об огорчении матери и о том, как была смягчена, стерта злобная воля мальчугана. Отец Михаил тихо слушал, слегка кивая, точно в такт рассказу, и почти неслышно приговаривал...
На таких-то пружинах и подпорках он и соорудил
свою сюиту (он не знал значения этого иностранного
слова), сюиту «Последний дебют». В ней говорилось о тех вещах и чувствах, которых восемнадцатилетний юноша никогда не видел и не знал: театральный мир и трагическая любовь к самоубийствам. Скелет рассказа был такой...
Иногда, ложась на деревянные нары и глядя в высокий потолок, Александров пробовал восстановить в памяти
слово за
словом весь текст
своей прекрасной сюиты «Последний дебют».
Александров быстро, хотя и без большого удовольствия, сбежал вниз. Там его дожидался не просто шпак, а шпак, если так можно выразиться, в квадрате и даже в кубе, и потому ужасно компрометантный. Был он, как всегда, в
своей широченной разлетайке и с таким же рябым, как кукушечье яйцо, лицом,
словом, это был знаменитый поэт Диодор Иванович Миртов, который в
свою очередь чувствовал большое замешательство, попавши в насквозь военную сферу.
Он был очень самостоятелен и почти никогда не дожидался звонка на перемену. Просто доставал надушенный платок из тонкого полотна, отряхивал
свою грудь и руки от еле заметных пылинок мела, встряхивал платком и, не сказав ни
слова, уходил, когда ему хотелось.
— Хотя и не верю
своим собственным
словам, но вы идиот, мистер Александров.
Они и
слов не находили, чтобы выразить
свое удовольствие. Правда, они уже искренне успели забыть о тех минутах, когда каждый из них невольно подумывал: «Потише бы немножко».
И тут Зиночка, щекоча невольно его висок
своими тонкими волосами, дыша на него порою
своим чистым, свежим дыханием, в двух
словах развеяла причину их странной молчаливой ссоры издали.
Венсан и Александров каждый вечер ходили в гости друг к другу; сегодня у одного на кровати, завтра — у другого. О чем же им было говорить с тихим волнением, как не о
своих неугомонных любовях, которыми оба были сладко заражены: о Зиночке и о Машеньке, об их
словах, об их улыбках, об их кокетстве.
Он даже не глядел на них, произнося
свои веские мудрые ученые
слова…
— Не мешайте Москве, — сказал глубокомысленно Венсан, — творить
свое искусство
слова.
Слушая Дуняшу, Александров с некоторой тревогой смотрел на Апостола, который, спешно укладывая
свой короб, все чаще и беспокойнее озирался назад, через плечо, а потом, не сказав ни
слова, вдруг пустился большими шагами уходить в сторону.
Долго еще находился Гриша в этом положении религиозного восторга и импровизировал молитвы. То твердил он несколько раз сряду: «Господи помилуй», но каждый раз с новой силой и выражением; то говорил он: «Прости мя, господи, научи мя, что творить… научи мя, что творити, господи!» — с таким выражением, как будто ожидал сейчас же ответа на
свои слова; то слышны были одни жалобные рыдания… Он приподнялся на колени, сложил руки на груди и замолк.
Тут он взял от меня тетрадку и начал немилосердно разбирать каждый стих и каждое слово, издеваясь надо мной самым колким образом. Я не вытерпел, вырвал из рук его мою тетрадку и сказал, что уж отроду не покажу ему своих сочинений. Швабрин посмеялся и над этой угрозою. «Посмотрим, — сказал он, — сдержишь ли ты
свое слово: стихотворцам нужен слушатель, как Ивану Кузмичу графинчик водки перед обедом. А кто эта Маша, перед которой изъясняешься в нежной страсти и в любовной напасти? Уж не Марья ль Ивановна?»
Неточные совпадения
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому каждому
слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице
своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Городничий. Ах, боже мой, вы всё с
своими глупыми расспросами! не дадите ни
слова поговорить о деле. Ну что, друг, как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?
Артемий Филиппович. О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли
свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно было б с ними изъясняться: он по-русски ни
слова не знает.
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в
свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался
словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь
свою».
Ой! ночка, ночка пьяная! // Не светлая, а звездная, // Не жаркая, а с ласковым // Весенним ветерком! // И нашим добрым молодцам // Ты даром не прошла! // Сгрустнулось им по женушкам, // Оно и правда: с женушкой // Теперь бы веселей! // Иван кричит: «Я спать хочу», // А Марьюшка: — И я с тобой! — // Иван кричит: «Постель узка», // А Марьюшка: — Уляжемся! — // Иван кричит: «Ой, холодно», // А Марьюшка: — Угреемся! — // Как вспомнили ту песенку, // Без
слова — согласилися // Ларец
свой попытать.