Неточные совпадения
К Веткину подбежал
с испуганным
видом унтер-офицер Бобылев.
— А-а! Подпоручик Ромашов. Хорошо вы, должно быть, занимаетесь
с людьми. Колени вместе! — гаркнул Шульгович, выкатывая глаза. — Как стоите в присутствии своего полкового командира? Капитан Слива, ставлю вам на
вид, что ваш субалтерн-офицер не умеет себя держать перед начальством при исполнении служебных обязанностей… Ты, собачья душа, — повернулся Шульгович к Шарафутдинову, — кто у тебя полковой командир?
Адъютант
с почтительным и бесстрастным
видом отдал честь. Слива, сгорбившись, стоял
с деревянным, ничего не выражающим лицом и все время держал трясущуюся руку у козырька фуражки.
Но Ромашов, безукоризненно отдавая честь и подавшись вперед на седле, отвечает
с спокойно-высокомерным
видом: «Виноват, господин полковник…
Лампа
с розовым колпаком-тюльпаном на крошечном письменном столе, рядом
с круглым, торопливо стучащим будильником и чернильницей в
виде мопса; на стене вдоль кровати войлочный ковер
с изображением тигра и верхового арапа
с копьем; жиденькая этажерка
с книгами в одном углу, а в другом фантастический силуэт виолончельного футляра; над единственным окном соломенная штора, свернутая в трубку; около двери простыня, закрывающая вешалку
с платьем.
Муж, обеспокоенный,
с недоумевающим и растерянным
видом, тотчас же подбежал к ней. Но Шурочка уже успела справиться
с собой и отняла платок от лица. Слез больше не было, хотя глаза ее еще сверкали злобным, страстным огоньком.
Ромашов вдруг заметил у него в ухе серебряную серьгу в
виде полумесяца
с крестом и подумал: «А ведь я этой серьги раньше не видал».
— Что? — обернулся он и, вынув одну руку из кармана, не переставая щуриться,
с изысканным
видом покрутил длинный рыжий ус, скосив на него глаза и отставив локоть вверх. — А-а! Это вы? Эчень приэтно…
— Это хорошо дуэль в гвардии — для разных там лоботрясов и фигель-миглей, — говорил грубо Арчаковский, — а у нас… Ну, хорошо, я холостой… положим, я
с Василь Василичем Липским напился в собрании и в пьяном
виде закатил ему в ухо. Что же нам делать? Если он со мной не захочет стреляться — вон из полка; спрашивается, что его дети будут жрать? А вышел он на поединок, я ему влеплю пулю в живот, и опять детям кусать нечего… Чепуха все…
— Миль пардон, мадам [Тысяча извинений, сударыня (франц.).]. Се ма фот!.. Это моя вина! — воскликнул Бобетинский, подлетая к ней. На ходу он быстро шаркал ногами, приседал, балансировал туловищем и раскачивал опущенными руками
с таким
видом, как будто он выделывал подготовительные па какого-то веселого балетного танца. — Ваш-шу руку. Вотр мэн, мадам. Господа, в залу, в залу!
Бобетинский мало способствовал оживлению вечера. Он дирижировал
с разочарованным и устало-покровительственным
видом, точно исполняя какую-то страшно надоевшую ему, но очень важную для всех других обязанность. Но перед третьей кадрилью он оживился и, пролетая по зале, точно на коньках по льду, быстрыми, скользящими шагами, особенно громко выкрикнул...
Вот проплыла, не глядя на своего кавалера, едва перебирая ногами,
с неподвижными плечами и
с обиженным
видом суровой недотроги величественная Тальман и рядом
с ней веселый, скачущий козлом Епифанов.
Этот вялый, опустившийся на
вид человек был страшно суров
с солдатами и не только позволял драться унтер-офицерам, но и сам бил жестоко, до крови, до того, что провинившийся падал
с ног под его ударами. Зато к солдатским нуждам он был внимателен до тонкости: денег, приходивших из деревни, не задерживал и каждый день следил лично за ротным котлом, хотя суммами от вольных работ распоряжался по своему усмотрению. Только в одной пятой роте люди выглядели сытнее и веселее, чем у него.
Шевчук встает
с угрюмым
видом и отвечает глухим басом, медленно и в нос и так отрывая фразы, точно он ставит после них точки...
Во всех углах были устроены норки и логовища в
виде будочек, пустых пней, бочек без доньев. В двух комнатах стояли развесистые деревья — одно для птиц, другое для куниц и белок,
с искусственными дуплами и гнездами. В том, как были приспособлены эти звериные жилища, чувствовалась заботливая обдуманность, любовь к животным и большая наблюдательность.
У крыльца долго и шумно рассаживались. Ромашов поместился
с двумя барышнями Михиными. Между экипажами топтался
с обычным угнетенным, безнадежно-унылым
видом штабс-капитан Лещенко, которого раньше Ромашов не заметил и которого никто не хотел брать
с собою в фаэтон. Ромашов окликнул его и предложил ему место рядом
с собою на передней скамейке. Лещенко поглядел на подпоручика собачьими, преданными, добрыми глазами и со вздохом полез в экипаж.
Дамы устанавливали закуски и тарелки, мужчины помогали им
с шутливым, преувеличенно любезным
видом.
Приходилось полулежать, полусидеть в неудобных позах, это было ново и занимательно, и по этому поводу молчаливый Лещенко вдруг, к общему удивлению и потехе, сказал
с напыщенным и глупым
видом...
В половине одиннадцатого приехал полковой командир. Под ним был огромный, видный гнедой мерин, весь в темных яблоках, все четыре ноги белые до колен. Полковник Шульгович имел на лошади внушительный, почти величественный
вид и сидел прочно, хотя чересчур по-пехотному, на слишком коротких стременах. Приветствуя полк, он крикнул молодцевато,
с наигранным веселым задором...
Ромашов быстро поднялся. Он увидел перед собой мертвое, истерзанное лицо,
с разбитыми, опухшими, окровавленными губами,
с заплывшим от синяка глазом. При ночном неверном свете следы побоев имели зловещий, преувеличенный
вид. И, глядя на Хлебникова, Ромашов подумал: «Вот этот самый человек вместе со мной принес сегодня неудачу всему полку. Мы одинаково несчастны».
Первое время он напоминал своим
видом голодную, опаршивевшую, много битую собаку, пугливо отскакивающую от руки, протянутой
с лаской.
Тут было пять или шесть женщин. Одна из них, по
виду девочка лет четырнадцати, одетая пажом,
с ногами в розовом трико, сидела на коленях у Бек-Агамалова и играла шнурами его аксельбантов. Другая, крупная блондинка, в красной шелковой кофте и темной юбке,
с большим красивым напудренным лицом и круглыми черными широкими бровями, подошла к Ромашову.
Вид общего страха совсем опьянил его. Он
с припадочной силой в несколько ударов расщепил стол, потом яростно хватил шашкой по зеркалу, и осколки от него сверкающим радужным дождем брызнули во все стороны.
С другого стола он одним ударом сбил все стоявшие на нем бутылки и стаканы.
— Т-ссс! — Золотухин таинственно,
с предостерегающим
видом поднял палец кверху. — Подождите. Не мешайте.
— Скажите нам, подпоручик Ромашов, — начал Осадчий веско,
с растяжкой, — где вы изволили быть до того, как приехали в собрание в таком невозможном
виде?
Но я сумею быть интереснее многих красавиц, которые на публичных балах получают в
виде премии за красоту мельхиоровый поднос или будильник
с музыкой.