Неточные совпадения
«Вот странно, — говорил про
себя Ромашов, — где-то я читал, что человек не
может ни одной секунды не думать.
Эти слова Ромашов сказал совсем шепотом, но оба офицера вздрогнули от них и долго не
могли отвести глаз друг от друга. В эти несколько секунд между ними точно раздвинулись все преграды человеческой хитрости, притворства и непроницаемости, и они свободно читали в душах друг у друга. Они сразу поняли сотню вещей, которые до сих пор таили про
себя, и весь их сегодняшний разговор принял вдруг какой-то особый, глубокий, точно трагический смысл.
— Ах, черт! — вырвалось у Ромашова. — Ну, иди, иди
себе… Как же я буду без папирос?.. Ну, все равно,
можешь идти, Гайнан.
«О чем я сейчас думал? — спросил самого
себя Ромашов, оставшись один. Он утерял нить мыслей и, по непривычке думать последовательно, не
мог сразу найти ее. — О чем я сейчас думал? О чем-то важном и нужном… Постой: надо вернуться назад… Сижу под арестом… по улице ходят люди… в детстве мама привязывала… Меня привязывала… Да, да… у солдата тоже — Я… Полковник Шульгович… Вспомнил… Ну, теперь дальше, дальше…
«Славный Гайнан, — подумал подпоручик, идя в комнату. А я вот не смею пожать ему руку. Да, не
могу, не смею. О, черт! Надо будет с нынешнего дня самому одеваться и раздеваться. Свинство заставлять это делать за
себя другого человека».
— О, слишком много чести — сердиться! Я
могу только презирать вас. Но издеваться над
собою я не позволю никому. Почему вы не потрудились ответить на мое письмо?
«Но,
может быть, это вовсе не так уж позорно? — пробовал он» мысленно
себя утешить, по привычке многих застенчивых людей.
Неуклюжий рябой Архипов упорно молчит, глядя в окно ротной школы. Дельный, умный и ловкий парень вне службы, он держит
себя на занятиях совершенным идиотом. Очевидно, это происходит оттого, что его здоровый ум, привыкший наблюдать и обдумывать простые и ясные явления деревенского обихода, никак не
может уловить связи между преподаваемой ему «словесностью» и действительной жизнью. Поэтому он не понимает и не
может заучить самых простых вещей, к великому удивлению и негодованию своего взводного начальника.
— Если бы вы
могли завоевать
себе большое имя, большое положение!..
— Ты хотел убежать? Надень же шапку. Послушай, Хлебников, я теперь тебе не начальник, я сам — несчастный, одинокий, убитый человек. Тебе тяжело? Больно? Поговори же со мной откровенно.
Может быть, ты хотел бы убить
себя? — спрашивал Ромашов бессвязным шепотом.
— Ты! Старый обманщик! Если ты что-нибудь
можешь и смеешь, то… ну вот: сделай так, чтобы я сейчас сломал
себе ногу.
«Каким образом
может существовать сословие, — спрашивал сам
себя Ромашов, — которое в мирное время, не принося ни одной крошечки пользы, поедает чужой хлеб и чужое мясо, одевается в чужие одежды, живет в чужих домах, а в военное время — идет бессмысленно убивать и калечить таких же людей, как они сами?»
Изредка, время от времени, в полку наступали дни какого-то общего, повального, безобразного кутежа.
Может быть, это случалось в те странные моменты, когда люди, случайно между
собой связанные, но все вместе осужденные на скучную бездеятельность и бессмысленную жестокость, вдруг прозревали в глазах друг у друга, там, далеко, в запутанном и угнетенном сознании, какую-то таинственную искру ужаса, тоски и безумия. И тогда спокойная, сытая, как у племенных быков, жизнь точно выбрасывалась из своего русла.
«Однако я нынче в моде. Славная девочка», — подумал Ромашов, простившись с Катей. Но он не
мог удержаться, чтобы и здесь в последний раз не подумать о
себе в третьем лице красивой фразой...
— То, что в этом случае мужа почти наверное не допустят к экзаменам. Репутация офицера генерального штаба должна быть без пушинки. Между тем если бы вы на самом деле стрелялись, то тут было бы нечто героическое, сильное. Людям, которые умеют держать
себя с достоинством под выстрелом, многое, очень многое прощают. Потом… после дуэли… ты
мог бы, если хочешь, и извиниться… Ну, это уж твое дело.
И Левина поразило то спокойное, унылое недоверие, с которым дети слушали эти слова матери. Они только были огорчены тем, что прекращена их занимательная игра, и не верили ни слову из того, что говорила мать. Они и не могли верить, потому что не
могли себе представить всего объема того, чем они пользуются, и потому не могли представить себе, что то, что они разрушают, есть то самое, чем они живут.
Неточные совпадения
Хлестаков (придвигаясь).Да ведь это вам кажется только, что близко; а вы вообразите
себе, что далеко. Как бы я был счастлив, сударыня, если б
мог прижать вас в свои объятия.
Городничий (бьет
себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не
мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не
могу сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за
собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Хлестаков. Я, признаюсь, рад, что вы одного мнения со мною. Меня, конечно, назовут странным, но уж у меня такой характер. (Глядя в глаза ему, говорит про
себя.)А попрошу-ка я у этого почтмейстера взаймы! (Вслух.)Какой странный со мною случай: в дороге совершенно издержался. Не
можете ли вы мне дать триста рублей взаймы?
До сих пор не
могу прийти в
себя.