Неточные совпадения
Говорил он почти не повышая тона, но каждый звук его необыкновенного, знаменитого в дивизии
голоса —
голоса, которым он, кстати сказать, сделал всю свою служебную карьеру, — был ясно слышен в самых дальних местах обширного плаца и даже по шоссе.
«Солдаты, —
говорит он твердым
голосом, конечно, по-немецки, — прошу вас о товарищеской услуге: цельтесь в сердце!» Чувствительный лейтенант, едва скрывая слезы, машет белым платком.
— Как здоровье Марьи Викторовны? — спросил Ромашов тем развязным и умышленно громким
голосом, каким
говорят с глухими и туго понимающими людьми и каким с Лещенкой в полку
говорили все, даже прапорщики.
Ромашова тянуло
поговорить по душе, излить кому-нибудь свою тоску и отвращение к жизни. Выпивая рюмку за рюмкой, он глядел на Веткина умоляющими глазами и
говорил убедительным, теплым, дрожащим
голосом...
Посреди гостиной стояли, оживленно
говоря, семь или восемь офицеров, и из них громче всех кричал своим осипшим
голосом, ежесекундно кашляя, высокий Тальман.
Он
говорил это радушно, с любезной улыбкой, но в его
голосе и глазах Ромашов ясно уловил то же самое отчужденное, деланное и сухое выражение, которое он почти бессознательно чувствовал, встречаясь с Николаевым все последнее время.
Вообще пили очень много, как и всегда, впрочем, пили в полку: в гостях друг у друга, в собрании, на торжественных обедах и пикниках.
Говорили уже все сразу, и отдельных
голосов нельзя было разобрать. Шурочка, выпившая много белого вина, вся раскрасневшаяся, с глазами, которые от расширенных зрачков стали совсем черными, с влажными красными губами, вдруг близко склонилась к Ромашову.
Остальные постепенно разбрелись по поляне невдалеке от костра. Затеяли было играть в горелки, но эта забава вскоре окончилась, после того как старшая Михина, которую поймал Диц, вдруг раскраснелась до слез и наотрез отказалась играть. Когда она
говорила, ее
голос дрожал от негодования и обиды, но причины она все-таки не объяснила.
Он стал целовать ее платье, отыскал ее руку и приник лицом к узкой, теплой, душистой ладони, и в то же время он
говорил, задыхаясь, обрывающимся
голосом...
Но она
говорила шепотом: «нет, нет», тяжело дыша, лежа всем телом на земле. Наконец она заговорила еле слышным
голосом, точно с трудом...
Когда она
говорила, ее
голос поминутно вздрагивал, и вздрагивала ее рука, гладившая его голову.
— Ромочка, теперь последнее, — сказала Александра Петровна торопливо, но с печалью и тревогой в
голосе. — Я не хотела портить вам вечер и не
говорила. Слушайте, вы не должны у нас больше бывать.
При этом он скупо тратил слова и редко возвышал
голос, но когда
говорил, то солдаты окаменевали.
Посмотрев роту, генерал удалял из строя всех офицеров и унтер-офицеров и спрашивал людей, всем ли довольны, получают ли все по положению, нет ли жалоб и претензий? Но солдаты дружно гаркали, что они «точно так, всем довольны». Когда спрашивали первую роту, Ромашов слышал, как сзади него фельдфебель его роты, Рында,
говорил шипящим и угрожающим
голосом...
Ромашов кое-что сделал для Хлебникова, чтобы доставить ему маленький заработок. В роте заметили это необычайное покровительство офицера солдату. Часто Ромашов замечал, что в его присутствии унтер-офицеры обращались к Хлебникову с преувеличенной насмешливой вежливостью и
говорили с ним нарочно слащавыми
голосами. Кажется, об этом знал капитан Слива. По крайней мере он иногда ворчал, обращаясь в пространство...
Ромашов несвязно, но искренно и подробно рассказал о вчерашней истории. Он уже начал было угловато и стыдливо
говорить о том раскаянии, которое он испытывает за свое вчерашнее поведение, но его прервал капитан Петерсон. Потирая, точно при умывании, свои желтые костлявые руки с длинными мертвыми пальцами и синими ногтями, он сказал усиленно-вежливо, почти ласково, тонким и вкрадчивым
голосом...
Назанский так сильно дрожал, что у него стучали зубы. Ежась в комок и зарываясь головой в подушку, он
говорил жалким, беспомощным, детским
голосом...
«Ах да!» Он опустил голову, и красивое лицо его приняло тоскливое выражение. «Пойти или не пойти?» говорил он себе. И внутренний
голос говорил ему, что ходить не надобно, что кроме фальши тут ничего быть не может, что поправить, починить их отношения невозможно, потому что невозможно сделать ее опять привлекательною и возбуждающею любовь или его сделать стариком, неспособным любить. Кроме фальши и лжи, ничего не могло выйти теперь; а фальшь и ложь были противны его натуре.
Неточные совпадения
Хлестаков (ходит и разнообразно сжимает свои губы; наконец
говорит громким и решительным
голосом).Послушай… эй, Осип!
Осип приносит свечу. Хлестаков печатает. В это время слышен
голос Держиморды: «Куда лезешь, борода?
Говорят тебе, никого не велено пускать».
Осип, слуга, таков, как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет.
Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего барина.
Голос его всегда почти ровен, в разговоре с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее своего барина и потому скорее догадывается, но не любит много
говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.
Пока они гуторили, // Вилась, кружилась пеночка // Над ними: все прослушала // И села у костра. // Чивикнула, подпрыгнула // И человечьим
голосом // Пахому
говорит:
— Пожалейте, атаманы-молодцы, мое тело белое! —
говорила Аленка ослабевшим от ужаса
голосом, — ведомо вам самим, что он меня силком от мужа увел!