Я до сих пор не могу позабыть двух старичков прошедшего века, которых, увы! теперь уже нет, но душа моя полна еще до сих
пор жалости, и чувства мои странно сжимаются, когда воображу себе, что приеду со временем опять на их прежнее, ныне опустелое жилище и увижу кучу развалившихся хат, заглохший пруд, заросший ров на том месте, где стоял низенький домик, — и ничего более. Грустно! мне заранее грустно! Но обратимся к рассказу.
Неточные совпадения
Я плачу… если вашей Тани // Вы не забыли до сих
пор, // То знайте: колкость вашей брани, // Холодный, строгий разговор, // Когда б в моей лишь было власти, // Я предпочла б обидной страсти // И этим письмам и слезам. // К моим младенческим мечтам // Тогда имели вы хоть
жалость, // Хоть уважение к летам… // А нынче! — что к моим ногам // Вас привело? какая малость! // Как с вашим сердцем и умом // Быть чувства мелкого рабом?
Царь и закон — также недоступны человеческому суду, а если
порой при некоторых применениях закона сердце поворачивается в груди от
жалости и сострадания, — это стихийное несчастие, не подлежащее никаким обобщениям.
Дальнейшие наши отношения были мирные, хотя и довольно холодные, но я до сих
пор помню эту странную вспышку искусственной
жалости под влиянием томительного безделья на раскаленном и до скуки знакомом дворе…
Ромашов лег на спину. Белые, легкие облака стояли неподвижно, и над ними быстро катился круглый месяц. Пусто, громадно и холодно было наверху, и казалось, что все пространство от земли до неба наполнено вечным ужасом и вечной тоской. «Там — Бог!» — подумал Ромашов, и вдруг, с наивным
порывом скорби, обиды и
жалости к самому себе, он заговорил страстным и горьким шепотом:
Возвратись домой, Маня немножко сплакнула, поблагодарила мать за ее любовь и внимание и тихо заключилась в свою комнатку. С тех
пор сюда не входил никто, кроме Иды, которая сообщала мне иногда по секрету, что Маня до
жалости грустна и все-таки по временам тяжело задумывается.