Неточные совпадения
— Н-да, братец
ты мой, ничего не поделаешь… Сказано: в поте лица твоего, — продолжал наставительно Лодыжкин. — Положим, у
тебя, примерно сказать, не лицо, а морда, а все-таки… Ну, пошел, пошел вперед, нечего под ногами вертеться… А я, Сережа, признаться сказать, люблю, когда эта самая теплынь. Орган вот только мешает, а то, кабы не работа, лег бы где-нибудь
на траве, в тени, пузом, значит, вверх, и полеживай себе. Для наших старых костей это самое солнце — первая вещь.
— Иди-иди, дурашка, чего рот разинул! — подталкивал его шутливо старик. — Погоди, вот дойдем до города Новороссийского и, значит, опять подадимся
на юг. Там действительно места, — есть
на что посмотреть. Сейчас, примерно сказать, пойдут
тебе Сочи, Адлер, Туапсе, а там, братец
ты мой, Сухум, Батум… Глаза раскосишь, глядемши… Скажем, примерно — пальма. Удивление! Ствол у нее мохнатый,
на манер войлока, а каждый лист такой большой, что нам с
тобой обоим укрыться впору.
— Как
тебе сказать? С непривычки оно точно… опасаешься немного, ну а потом видишь, что другие люди не боятся, и сам станешь посмелее… Много там, братец мой, всякой всячины. Придем — сам увидишь. Одно только плохо — лихорадка. Потому кругом болота, гниль, а притом же жарища. Тамошним-то жителям ничего, не действует
на них, а пришлому человеку приходится плохо. Одначе будет нам с
тобой, Сергей, языками трепать. Лезь-ка в калитку.
На этой даче господа живут очень хорошие…
Ты меня спроси: уж я все знаю!
— Дружба?.. — переспросил неграмотный дедушка. — Во-во! Это самое настоящее слово — дружба. Весь день у нас заколодило, а уж тут мы с
тобой возьмем. Это я носом чую,
на манер как охотничий пес. Арто, иси, собачий сын! Вали смело, Сережа.
Ты меня всегда спрашивай: уж я все знаю!
— Ах, Трилли, ах, боже мой!.. Ангел мой, я умоляю
тебя. Послушай же, мама
тебя умоляет. Ну прими же, прими лекарство; увидишь,
тебе сразу-сразу станет легче: и животик пройдет, и головка. Ну сделай это для меня, моя радость! Ну хочешь, Трилли, мама станет перед
тобой на колени? Ну вот, смотри, я
на коленях перед
тобой. Хочешь, я
тебе подарю золотой? Два золотых? Пять золотых, Трилли? Хочешь живого ослика? Хочешь живую лошадку?.. Да скажите же ему что-нибудь, доктор!..
— Ах, боже мой! Ах, Николай Аполлоныч!.. Батюшка барин!.. Успокойся, Трилли, умоляю
тебя! — опять засуетились люди
на балконе.
— Э-э, постой-ка, любезный, — начальственным басом протянул толстый господин в золотых очках. —
Ты бы лучше не ломался, мой милый, вот что
тебе скажу. Собаке твоей десять рублей красная цена, да еще вместе с
тобой на придачу…
Ты подумай, осел, сколько
тебе дают!
— Да-а, брат. Обмишулились мы с
тобой, — покачал головой старый шарманщик. — Язвительный, однако, мальчугашка… Как его, такого, вырастили, шут его возьми? Скажите
на милость: двадцать пять человек вокруг него танцы танцуют. Ну уж, будь в моей власти, я бы ему прописа-ал ижу. Подавай, говорит, собаку. Этак что же? Он и луну с неба захочет, так подавай ему и луну? Поди сюда, Арто, поди, моя собаченька. Ну и денек сегодня задался. Удивительно!
—
На что лучше! — продолжал ехидничать Сергей. — Одна барыня платье подарила, другая целковый дала. Все
ты, дедушка Лодыжкин, наперед знаешь.
— Тут и выкупаемся, дедушка Лодыжкин, — сказал решительно Сергей.
На ходу он уже успел, прыгая то
на одной, то
на другой ноге, стащить с себя панталоны. — Давай я
тебе пособлю орган снять.
— Довольно даже глупо это со стороны твоей барыни! — рассердился вдруг Лодыжкин, который здесь,
на берегу, чувствовал себя гораздо увереннее, чем
на чужой даче. — И опять, какая она мне такая барыня?
Тебе, может быть, барыня, а мне двоюродное наплевать. И пожалуйста… я
тебя прошу… уйди
ты от нас, Христа ради… и того… и не приставай.
— Я
тебе одно скажу, парень, — начал он не без торжественности. — Примерно, ежели бы у
тебя был брат или, скажем, друг, который, значит, с самого сыздетства. Постой, друже,
ты собаке колбасу даром не стравляй… сам лучше скушай… этим, брат, ее не подкупишь. Говорю, ежели бы у
тебя был самый что ни
на есть верный друг… который сыздетства… То за сколько бы
ты его примерно продал?
— Глупости
ты выдумываешь!.. Вернется, — сказал дедушка. Однако он быстро встал
на ноги и стал кричать собаку сердитым, сиплым от сна, старческим фальцетом...
— Будет
тебе, старик, дурака-то валять. Где это видано всамделе, чтобы чужих собак заманивать? Чего
ты глазами
на меня хлопаешь? Неправду я говорю? Прямо придем и скажем: «Подавай назад собаку!» А нет — к мировому, вот и весь сказ.
— А
ты, Сережа, не того… не сердись
на меня. Собаку-то нам с
тобой не вернут. — Дедушка таинственно понизил голос: — Насчет пачпорта я опасаюсь. Слыхал, что давеча господин говорил? Спрашивает: «А пачпорт у
тебя есть?» Вот она, какая история. А у меня, — дедушка сделал испуганное лицо и зашептал еле слышно, — у меня, Сережа, пачпорт-то чужой.
Клади, говорит, старик,
на стол двадцать пять рублей, а я
тебя навеки пачпортом обеспечу».